• Главная
  •  > 
  • Путешествия
  •  > 
  • Великий плохой писатель. Достоевского ругали все: от Льва Толстого до Набок. Певец чудовищной эротики

Великий плохой писатель. Достоевского ругали все: от Льва Толстого до Набок. Певец чудовищной эротики

От западных же предков младенцу досталось право использовать знаменитый польский дворянский герб «Радван». А также фамилия, которая происходила от пожалованного ещё в XVI столетии сельца Достоево в Пинском повете. Впоследствии этого польско-татарского дворянина читатели и критики назначат главным ответственным по вопросам загадочной русской души. Звали новорождённого Фёдором Достоевским.

Впрочем, до этого самого «впоследствии» надо было ещё дожить, чего Достоевскому не удалось. При жизни очень многие считали его неважным, а то и вовсе плохим писателем. Причём второстепенным, проходящим где-то по разряду Эжена Сю, автора полицейских и фельетонных романов, которые, дескать, пишутся за месяц, читаются за вечер и забываются через пару дней. Кстати, сам Достоевский весьма его ценил и даже собирался перевести на русский язык один из наиболее одиозных романов Сю «Матильда».

О плохом отношении к Достоевскому свидетельствует, например, и тот факт, что даже «Братьев Карамазовых» считали чем-то вроде наспех сделанного бытового криминального романчика. А при переводах с прекрасной формулировкой «за ненадобностью» выбрасывали из него главу о «Великом инквизиторе».

Трубадур банальности

Доставалось классику и от современников, и от наследников. Вот говорит Глеб Успенский: «Редкие описания в его романах бесцветны и банальны до невозможности, а кроме того - потрясающе небрежны». Вот сознаётся Белинский в письме к мемуаристу и историку литературы Павлу Анненкову: «Надулись же мы, друг мой, с Достоевским-гением!» Вот Лев Толстой более-менее деликатно замечает: «Достоевский - серьёзное отношение к делу, но дурная форма, однообразные приёмы, однообразие в языке». А вот Владимир Набоков рубит сплеча: «Достоевский есть не что иное, как низкопробное трюкачество, не имеющее себе равных по глупости во всей мировой литературе. К тому же все его известные сочинения создавались в условиях крайней спешки».

Самое интересное, что во всём этом есть изрядная доля правды. Пожалуй, именно «условиями крайней спешки» можно объяснить ставший уже хрестоматийным «ляп» Достоевского: «В гостиной стоял круглый стол овальной формы». Да и насчёт банальностей... Разнообразные героини «со следами бывшей красоты на лице», ставшие лютым штампом ещё во времена детства Достоевского, так густо населяют его романы, что впору прореживать. Юный и ехидный Антоша Чехонте всласть оттоптался на подобных клише в своём коротком рассказе «Что чаще всего встречается в романах, повестях и т. п.». По его мнению, чаще всего, к примеру, встречаются «Белокурые друзья и рыжие враги». Можно провести эксперимент и перечитать, скажем, «Преступление и наказание», чтобы самостоятельно убедиться: все положительные герои там худощавые, а все отрицательные - либо толстые, либо «слегка жирноватые».

Ну а упомянутая Успенским небрежность Достоевского проявлялась не только в его романах, но и в публичных, причём весьма ответственных, выступлениях. Именно этой небрежности мы обязаны тем, что в каждом школьном сочинении по «Евгению Онегину» можно найти пассаж о трагедии Татьяны Лариной, которую выдали замуж за старого генерала. На самом деле из пушкинского текста ясно следует, что «толстый этот генерал» и Онегин - почти ровесники. Но Достоевскому в своей речи на открытии памятника Пушкину из каких-то загадочных соображений было угодно назвать мужа Татьяны стариком, и теперь этого «старика», похоже, не вырубишь топором, что свидетельствует о чудовищном, всеподавляющем авторитете «плохого писателя».

Русский мальчик

А был ли он настолько плох? Теоретически нападки коллег на Достоевского можно объяснить элементарной завистью. Есть, правда, одно исключение, которое носит имя Лев Толстой. Литературоведы говорят, что его, дескать, «не удовлетворяли принципы миропостижения Достоевского». На человеческий язык это можно перевести просто - Толстым двигала не зависть, о которой смешно говорить, но ревность. А ревновать было к чему - решался вопрос, кто в литературе будет «главным исповедником загадочной русской души». Тот, кто воевал, как Толстой, или тот, кто сидел, как Достоевский.

История рассудила их по-своему, и, похоже, вполне справедливо. Во-первых, через сто лет в русской литературе эту дилемму разрешил Александр Солженицын, который, подобно Достоевскому, угодил на цугундер по политической статье и, в точности как Толстой, воевал в звании капитана артиллерии. Ну а во-вторых, герои романов и Толстого, и Достоевского прочно вошли в наш обиход на самом важном, бытовом уровне. Уж здесь известные всем анекдоты и про Наташу Ростову («Гусары, молчать!»), и про Родиона Раскольникова («Ну, не скажите! Десять старушек - уже рупь!») точно стоят наравне. Да и пошлое механически слепленное определение русской литературы «Сплошной Толстоевский» дорогого стоит!

Тем не менее всё-таки кажется, что в этом заезде Достоевский вырывается вперёд. Максимум, что можно поставить ему в вину, так это то, что городок Скотопригоньевск (место действия «Братьев Карамазовых») так и не стал русским аналогом Баскервилль-холла, хотя интрига в русском романе закручена ничуть не хуже, чем у Конан Дойла.

Видимо, как раз в этом и проявился феномен «русских мальчиков», мастерски нарисованный Достоевским: «Дайте русскому школьнику карту звёздного неба, и на следующий день он вернёт вам её исправленной». А сам Фёдор Михайлович оказался настолько крут, что смог обычный полицейский детектив превратить в высокий психологический роман, которому вечно будут изумляться и из которого уже не станут выбрасывать «Легенду о Великом Инквизиторе».

Литературоведы — странный народ. Казалось бы: сухари, закопаются в своих книжках… Но бывает иначе — когда концентрация на литературе дает удивительный внутренний свет и юмор, и мудрость.

А случай Людмилы Сараскиной — совсем особый: из многотомной братской могилы литературоведческих изысканий вырвалась ее книга “Солженицын”, получив однажды самую престижную премию страны “Большая книга”.

Да и жизнь ее отнюдь не заключена в четырех стенах институтов и библиотек. За кадром Людмила Ивановна рассказывает мне о себе, о супруге, о сыне и внучках. (“Надо всегда разделять их интересы! Поэтому я и “Гарри Поттера” изучила для внучек, и Фредди Меркьюри для сына…”) А в кадре — конечно, ее “Достоевский”, новая книга в серии “ЖЗЛ”. Как сложится судьба этой книги?

— Людмила Ивановна, это вторая написанная вами масштабная биография. Хорошо ли она продается? Как считаете, каковы шансы на какую-нибудь крупную премию?

— Не могу даже и думать об этом. Боюсь увидеть человека, который покупает мою книгу, поэтому не захожу в книжные магазины. Я бы хотела, чтобы история с «Достоевским» оставалась приватной. Но Достоевский — это мое всегдашнее. Это счастье — написать наконец то, о чем ты думал много лет. Профессия историка литературы такова, что ты кладешь свою единственную жизнь к ногам другого человека. Моя жизнь мне не менее интересна, но... она отдана Федору Михайловичу.

Как не свихнуться от Достоевского?

— Но ведь Достоевский — это такой нерв. Какой человек с мало-мальски чувствующей душой может хотя бы читать его без трясущихся рук? А уж методично изучать его, вникнуть в его жизнь и творчество... Вы же живой человек, как вы с ума не сошли?

— Бывало и больно, и тяжело! Ни о каком холодном расчете не могло быть и речи. Понимаете, я не курю, не выношу никакого алкоголя, не пью даже кофе, вегетарианствую ; у меня нет обычных способов взбадривания и расслабления. Но я старалась не работать позже двух часов ночи. Иначе не уснуть. Надо заставить себя выключить компьютер, привести нервы в порядок. Это не дается просто. Мне порой казалось, что я заболеваю. Но счастье, что есть ночной кинематограф! Он меня спасал. Однако нельзя заранее выбирать фильм! Нужна неожиданность: включаешь телевизор — и ты захвачена.

— То есть у вас уже есть рецепты — как писать о Достоевском и не свихнуться?

— Да! Такую книгу можно писать только залпом, надо погрузиться на самое дно этой судьбы, поймать нерв, испытать драйв. Потом, у меня есть семейные радости и есть подружка — миниатюрная серая кошечка. Живет за крышкой моего ноутбука, как за печкой. Мордочку высунет, вытянет лапки, выразительно посмотрит на меня... и возвращает к реальности.

Толстой vs Достоевский?

— Есть мнение: Достоевский сегодня неактуален. Не его время: никому сегодня этот надрыв не нужен. То ли дело Толстой! Мысль семейная, мысль военная...

— Не соглашусь. Они были современниками (Достоевский старше Толстого на 7 лет и умер раньше него на 30 лет) и были совместимы в русской жизни XIX века. Точно так же они совместимы и востребованы сегодня. Каждый из них по-своему отражает различные экстремальности русской жизни. Но зря вы думаете, что Толстой сейчас ко двору. Напротив! Государство боится Толстого. Так писать против института государства! В трактате «Путь жизни» Толстой писал, например, что христианин не должен принимать участия в делах государства, что церковная вера — рабство. Такие выступления против церкви, как у Толстого, были разве что у Вольтера. И хотя формального отлучения Толстого не было, оно нависало над ним мрачной тенью. Посмотрите дневники Иоанна Кронштадтского, который у нас признан святым: он молился, чтобы смерть прибрала Толстого. Называл великого писателя сатаной, геенной огненной... Я все думаю: христианство ли это — молиться о смерти другого?

В минувшем год 100-лети кончины Толстого отмечали везде — в Перу, в Венесуэле, в Бразилии... Кроме России. У нас — серьезно, на государственном уровне — не было ничего: Толстого фактически отлучили от государства. Нынешним летом я была в Ясной Поляне на конференции. По телевизору показывают фильм, автор которого, Эдуард Сагалаев, приезжает в Оптину Пустынь, у молодого монаха спрашивает о Толстом. И монах говорит: да вовеки будет гореть в аду этот сатанист. Так легко сказал! Молодожены из Тулы в день бракосочетания часто приезжают поклониться могиле Толстого как святыне. Могила без креста! Могила человека, который всю жизнь самостоятельно искал дорогу к Богу, неистовствовал, упрямился, мучился... Разве это не достойно уважения?

— А Достоевский? Сегодня его ценят больше как психолога.

— Те, кто считает, что он только психолог, мне кажется, глубоко неправы. Некоторым из наших идеологов и политиков Достоевский сильно вредит. Анатолию Чубайсу, «перечитавшему» несколько лет назад Достоевского, тут же захотелось разорвать его на мелкие кусочки. Согласитесь, из-за одной психологии не нужно рвать кого-то на мелкие кусочки. Причем виртуально: ты ведь уже не дотянешься ни до его могилы, ни до его мировой славы. А хочется! Почему? Достоевский разоблачил весь этот наглый хапок наших олигархов. Вот роман «Подросток», где Аркадий Долгоруков хочет быть богатым, как Ротшильд. Мечта 20-летнего мальчишки, который не видел в детстве лишнего куска хлеба. Современники Достоевского поражались: где он видел такую молодежь, что за безумный бред — хотеть быть таким же богатым, как Ротшильд, и править миром. Сегодня это общее место.

— Да что там Ротшильд, разве это деньги...

— Да, сегодня «как Ротшильд» — это даже как-то мало! Майер Ротшильд с конца XVIII века копил свое богатство, его сыновья основали европейское банковское дело; их банки и их династия процветают и сегодня. У нас же подобное богатство появляется за два года, за пять лет... Как это возможно, спрашивают сегодняшние подростки, дайте рецепт, обеспечьте технологию! А Достоевский первым «все понял и на всем поставил крест» (это из Ахматовой). Посмотрите в «Преступлении и наказании» не только на Раскольникова, но и на Лужина! Первый «новый русский» в нашей литературе.

— Еще Чичиков.

— Да, но с авантюрным уклоном. Мы не привыкли видеть в бизнесменах честных людей: ну жулье, и жулье без тормозов и совести. Сегодня это становится нормой жизни — какого богача ты можешь упрекнуть в том, что он наворовал? Воровать — нормально, спрашивать — неприлично. Достоевский весь этот механизм показал детально. Поэтому наши олигархи хотят его разорвать на кусочки.

Так что и Толстой, и Достоевский, каждый со своей стороны, оказываются зеркалом нашей сегодняшней жизни! Когда берешь бинокль под названием «Достоевский» — батюшки-светы, вот же они, бесы. Вот Верховенский, который говорит: не надо образования, всякого гения потушим во младенчестве, хватит науки. Разве не это мы сегодня слышим? Мы пустим разврат неслыханный... Нужно, чтобы человек превратился в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь! Разве мы не это видим с экранов телевизоров?

Сочувствие к «овце»

— А давайте спустимся с государственного уровня к маленькой частной жизни. Зачем людям, уставшим после работы, читать Достоевского — мрачного, тоскливого, всегда с плохим финалом?

— Несколько лет назад, когда по ТВ шел «Идиот» В.Бортко, в автобусах, в метро люди — впервые в жизни — читали этот роман. И спрашивали друг у друга: а что дальше, чем кончится? Какое сердечное сочувствие к этой «овце», князю Мышкину, испытали люди! Евгений Миронов признавался, что раньше думал, будто героями русской литературы могут быть только сильные люди, демонические мачо, печоринцы. Он не подозревал, что героем, которому пишут и признаются в любви девушки, может быть Мышкин. А ему мешками приносили письма от старшеклассниц, которые наконец увидели, каким чистым, благородным, самоотверженным может быть человек. Это вдруг привлекло. Мы привыкли, что любят только сильных и богатых. Общество забыло, что можно любить человека хрупкого и ранимого. Но немедленно вспомнило! Сериал был показан спустя 130 лет после выхода романа, который впервые за свою историю стал национальным бестселлером. С прилавков смели все издания. Вдруг люди захотели понять, что это за явление такое — добрый, смешной, лишенный самолюбия... Князь Христос — так князя Мышкина называл в черновиках Достоевский. Христос воскрес, ибо Бог. Но как человек, в своей человеческой ипостаси, он был распят. Люди, лишенные эгоизма, не жильцы в этом мире. Такова судьба Мышкина...

— Да. Но сериал прошел — и как не было.

— Хуже. В этом году с Достоевским произошла ужасная история. Я имею в виду фильм В.Хотиненко. Авторы не верили, что биография Достоевского может быть привлекательной, если следовать правде, и насытили ее злостным вымыслом. Боялись, что правда будет блеклой, не даст рейтинга. И сделали писателя чуть ли не педофилом, смакующим разврат. Это культурное преступление, как я считаю. Находятся учителя, которые хвалят фильм, пишут: пускай, зато ученикам будет интересно. Привлечь любыми средствами? Если тебе хочется показать педофила, возьми реального, их каждый день по телевизору показывают, толкуют о лобби педофилов в Госдуме... Нет, берут Достоевского. Преступление Ставрогина храбро адресуют ему. Писатель — опасная профессия: выводя персонажа отрицательного, с дурными поступками, он рискует, что рано или поздно все это припишут ему самому.

— По опросу «МК», 27% читателей «не любят Достоевского, слишком тяжелый писатель».

— Ну что тут скажешь?! Для меня это светлый писатель. В его произведениях свет — это он сам. Если читатели ищут хеппи-энда — да, этого у Достоевского не найдешь. В «Братьях Карамазовых» нет хеппи-энда. А есть урок: как распалась и погибла семья при полном бесчувствии братьев к отцу и друг к другу, так погибнет и страна. Ведь, чтобы было братство, нужны братья! И братское отношение. Как минимум — в семье, как максимум — в человечестве.

— Вы приводите цитату из черновиков к роману: «Бог дал нам родных, чтобы учиться на них любви».

— Да, это из заповедей Зосимы, он этого жаждал! Поэтому он призывает Алешу выйти из монастыря, быть около обоих братьев, рядом с отцом. И если бы он был неотлучно при них, выполнил бы свой долг, не было бы убийства! Но он был слишком занят собой... Эгоизм правит человеком на разных уровнях. Достоевский говорит нам: надо выполнять свой долг, а потом уже богословствовать — так ведь и Бога найдешь... А мундирное православие без дела — это нуль... Достоевский — не писатель хеппи-эндов, а писатель предвидений и предупреждений.

«Образованы, очеловечены и счастливы»?

— Если Достоевский — светлый писатель, то тем более мне странно было: вы ни слова не написали про «Белые ночи». А ведь светлее повести — разве что «Гранатовый браслет» Куприна...

— Видите ли, в самом начале от Достоевского ожидали, что он будет вторым или новым Гоголем. А он не хотел быть вторым, никто из нас не хочет быть вторым. Нет писателя без амбиций, без честолюбия. У Достоевского всегда были колоссальные амбиции, желание сказать свое слово в литературе. Поэтому все молодые годы, до ареста в 1849-м, он искал свой путь. Сентиментальная повесть «Белые ночи» — это поиски себя. Линия «Белых ночей» не стала доминантной. Она потом выросла в «Униженные и оскорбленные». Останься Достоевский на уровне «Белых ночей», он никогда не стал бы Достоевским. «Белые ночи» — поиски типа. Там нет еще осознания того, что жизнь вообще трагична — хотя бы потому, что человек умирает. Но при этом — какой свет! Он говорит: хочу верить, что когда-нибудь все мои соотечественники — смотрите, какие слова — будут «образованы, очеловечены и счастливы». Это ведь его гражданский символ веры. Такая триада. «Образованы» — на первом месте! А ведь это не достигнуто до сих пор! С образованием у нас все хуже и хуже, с очеловеченностью — хуже и хуже, а уж про счастье...

— Сам-то Ф.М. счастлив бывал? Такая сложная личность...

— Конечно! Много раз! И особенно в детстве. Он из тех русских писателей, которых родители ни разу не ударили.

— Кто не знает, думает, что, наоборот, его били.

— Никогда! Это при всей бедности (ведь они жили в казенной квартире, если отец семейства уходит со службы — все, квартиры нет). В Даровом стоит их «барский» дом — да сейчас богатеи даже сараев таких не строят. Крохотный одноэтажный домик. Бедность! А он был очень счастлив в детстве. Любил мать, старшего брата Мишу, младших сестер... Отец, при всей бедности, отдал сыновей в лучшее учебное заведение. Он считал — мы бедны, значит, будем брать образованием.

— Вы рассказываете в книге, какая тотальная коррупция оказалась в этом «лучшем учебном заведении».

— Конечно, и это было жестокое разочарование! Оказалось, там все по блату. Позже Ф.М. пережил счастливейший литературный дебют, когда его первый роман прочли Некрасов и Белинский, когда он стал их любимцем... А потом снова обрыв, обида — он переходил на другую сторону тротуара, завидев своих бывших благодетелей. Но ведь счастье было! Мгновения счастья помогали пережить все, не утопиться в Неве, не повеситься...

Передоз «Настасьи Филипповны» в крови

— Попыток суицида ведь у него не было?

— Нет, хотя он много думал об этом. Ведь посмотрите: из кружка Белинского выгнали, братья Бекетовы уехали, а ему хотелось общения, близких друзей. В кружок Петрашевского он стал ходить, потому что больше было некуда. Были минуты душевной близости с Николаем Спешневым, я думаю. Но все имело свои обратные стороны. Как и стиль романов Достоевского: свадьба оборачивается похоронами, бал — пожаром. Эта двойственность мира его сопровождала всегда. Но были светлые моменты. «Я несчастный сумасшедший», — говорил он, когда отчаянно и самозабвенно влюбился в свою первую жену. Любовь как смертельная болезнь. Так было и с Аполлинарией Сусловой. Со второй женой испытал супружеское и отцовское счастье — и жестокое горе, когда умерли двое из его четырех детей... Можно, можно называть его светлым писателем. Ведь такой роман о любви, как «Бесы», кто бы еще смог написать? Грандиозная история любви — безнадежной, бесконечной, безумной, лишенной всякого намека на счастье. Лиза — как она с ума сходит по Ставрогину. Даша — как она его жертвенно любит, с какой радостью все прощает. Есть только одна такая героиня в русской литературе — Вера в «Герое нашего времени». Знает, что счастье невозможно, но все равно любит. Такое отсутствие женского эгоизма, такая самоотдача! И при этом ее отвергают. Даша не нужна Ставрогину, раздражает его, а она это знает и все равно готова бежать за ним. Поразительно: Достоевский полагал, что бывают такие женщины. Без щучьего эгоизма, без агрессии собственницы. Такой женской любви нет в литературе. У Толстого Анна Каренина только учуяла, что запахло изменой, с ума стала сходить, на опиум подсела. А Даша все приняла тихо и смиренно. Ведь по черновикам ясно, что была любовная связь, была неудачная беременность. Но никогда ни упрека, ни намека...

— Прекрасные вещи вы говорите. А я все думаю: в реальности кому это нужно? Ведь не бывает же таких людей.

— Вы правы. Вот Настасья Филипповна. Я считаю, есть некое вещество, некая субстанция под названием «Настасья Филипповна». В небольшом количестве она есть в любой женщине. Все зависит от концентрации.

— Что за вещество? Что в него входит?

— Чувство колоссального самолюбия. Если оно затронуто — истерика. Огромный эгоизм. Готовность мстить за неудавшуюся любовь, измучить всякого, кто приблизился. За что? За то, что приблизился! Не дай бог еще и отдалась — да за это она растерзает, убьет. Он посмел ко мне... В романе «Идиот» эта субстанция прописана в максимальной дозе. Такого нет в жизни. Достоевского интересует предельное состояние того или иного качества в человеке. Он проверяет: до какой черты дойдет женщина, если она оскорблена, уязвлена, ненавидит, хочет мстить...

Я занимаюсь им со студенческих лет. Каждый раз думаю про какую-то тему: ну, это уже все, проехали, неактуально, исчерпалось. А никогда не исчерпывается! Приходит новое десятилетие... Казалось, что-то засохло и исчезло, ан нет: оно расплодилось и торжествует.

Традиционно считается, что литературным дебютом был роман «Бедные люди», вышедший в составе «Петербургского сборника» в начале 1846 года. Это не со-всем так. В 1844 году в журнале «Репертуар и пантеон» был опубликован его перевод «Евгении Гранде» — первая в исто-рии русскоязычная версия этого романа. Публикация была анонимной, и о том, что автор — Достоевский, мы знаем из его переписки с братом Михаилом. Это подтверждает в своих воспоминаниях и Дмитрий Григорович, хороший знако-мый писателя и его товарищ по Инженерному училищу.

Оноре де Бальзак. Дагеротип Луи Огюста Биссона. Около 1845 года © Getty Images

Рукопись романа «Евгения Гранде». 1833 год The Morgan Library & Museum

Титульный лист первого отдельного издания романа «Евгения Гранде». 1834 год edition-originale.com

В середине 1840-х Достоевский был страстным поклонником Бальзака. Он принялся за работу с большим энтузиазмом, не обратив внимания на историю публикации романа на французском языке. Впервые «Евгения Гранде» была напечатана целиком отдельной книгой в 1834 году (этому предшествовала журнальная публикация начальных глав) и несколько раз переиздавалась еще при жизни Бальзака. К тому времени как Достоевский решил переводить роман, уже появились издания 1835, 1839 и 1843 годов. От одной печатной редакции к другой текст менялся: из него пропали предисловие и послесловие, были переставлены местами некоторые абзацы, уменьшилось состояние стари-ка Гранде и приданое его дочери Евгении. Кроме того, в издании 1834 го-да роман разделен на шесть глав, а в последующих версиях разбивка на главы исчезла. Существенные различия между текстами говорят о том, что Достоев-ский работал с самой первой публикацией 1834 года.

Обложка «Евгении Гранде». 1935 год Издательство Academia

Петербургская критика не отреаги-ровала на перевод Бальзака, но через какое-то время заговорила уже о Досто-евском-писателе, авторе «Бедных людей» и «новом Гоголе». Начиная с этого момента Достоевский не афи-ши-ровал свой первый литера-турный труд и, напротив, подчеркивал, что «Бедные люди» — его первая работа.

Популярность «Евгении Гранде» резко выросла после смерти писателя в 1881 году. Спустя пару лет перевод был перепечатан в журнале «Изящная литература». Издатели сравнили текст Достоевского с последней версией «Евгении Гранде», обнаружили нестыковки и (видимо, решив с ува-жением отнестись к Бальзаку) внесли небольшие правки: убрали деление на главы и поработали со стилем. В 1897 году текст из «Изящной литературы» был переиздан еще раз в «Собрании сочинений избранных иностранных писате-лей». Его редакторы также оказались не очень довольны переводом и решили поправить язык. В советское время «Евгенией Гранде» Достоевского занялся известный специалист по творчеству писателя Леонид Гроссман.

Результат его работы — отредакти-рован-ный текст с небольшим коммента-рием — был выпущен издательством Academia в 1935 году, а в предисловии было вкратце описано, в чем именно эта работа заключалась:

«Мы поставили себе целью прежде всего восполнить все пропуски, как вызванные обращением Достоевского к ранней редакции повести, так и цензурно-редакционными сокращениями и, наконец, собствен--ными соображениями переводчика. <…> Мы считали необходимым также исправлять вкравшиеся в текст Достоевского ошибки. При передаче имен и всех цифровых данных романа мы придерживались окончатель-ного текста „Человеческой комедии“, считая правильнее в этом вопросе следовать „последней воле“ Бальзака».

Гроссман, с одной стороны, вернул в роман разделение на главы, как это было у Достоевского, с другой — продолжил текстуальную правку, корректируя стиль и некоторые факты. В 2007 году издательство «Азбука-классика» пере-печатало книжку Гроссмана без каких-либо изменений. Это издание можно найти в магазинах до сих пор, только это все еще не настоящий текст Достоев-ского, а редакторский гибрид.

Зачем это читать

Достоевский начал переводить «Евгению Гранде», когда ему было около 22 лет, и этот текст дает представление о том, каким был его стиль до всякой критики и советов. От Бальзака остался только сюжет: переводчик не пытался передать языковые особенности оригинала и писал так, как ему хотелось (или как у него получалось), просто пересказывая сложные фрагменты своими словами.

Настоящий текст «Евгении Гранде» в переводе Достоевского можно найти в шестом и седьмом номерах журнала «Репертуар и пантеон» за 1844 год, а также в первом томе нового «Полного собрания сочинений и писем в 35 то-мах» (2-е издание, исправленное и допол-нен-ное), где текст набран по журналу 1844 года с исправле-нием очевидных опечаток. Все остальные публикации подвергались серьезной редактуре: перевод старались приблизить к исходнику и представлениям о качественной работе, выполненной великим писателем.

«Бедные люди» (первая редакция)

«Бедные люди» в «Петербургском сборнике». 1846 год Аукционный дом и художественная галерея «Литфонд»

Та редакция «Бедных людей», которую изучают в школе, совсем не похожа на текст, опубликован-ный в «Петербургском сборнике» в 1846 году. Как и многие другие писатели, Достоевский дорабатывал свои тексты, подготавли-вая к очередному переизданию. Но в случае «Бедных людей» правка оказалась достаточно серьезной, из романа было вычеркнуто несколько объемных кусков. А стилистические ошибки первой редакции, на которые указала писателю критика, он впредь старался не повторять.

Например, в первой версии в письме Варвары Доброселовой от 1 июня был пейзаж — объемный, насыщенный и любовно выписанный. Вот небольшой фрагмент:

«Я помню, у нас в конце сада была роща, густая, зеленая, тенистая, раскидистая, обросшая тучною опушкой. Эта роща была любимым гуляньем моим, а заходить в нее далеко я боялась. Там щебетали такие веселенькие пташки, деревья так приветно шумели, так важно качали раскидистыми верхушками, кустики, обегавшие опушку, были такие хорошенькие, такие веселенькие, что, бывало, невольно позабудешь запрещение, перебежишь лужайку, как ветер, задыхаясь от быстрого бега, боязливо оглядываясь кругом, и вмиг очутишься в роще, среди обширного, необъятного глазом моря зелени, среди пышных, густых, тучных, широко разросшихся кустов».

Критик Александр Никитенко написал на роман хвалебную рецензию, приведя полное описание пейзажа, и отправил ее в журнал «Библиотека для чтения». Однако редакция журнала недолюбливала группу молодых литераторов, изда-вавших «Петербургский сборник». И хотя рецензию Никитенко все-таки напе-ча-тали, редактор «Библиотеки» Осип Сенковский тоже написал одну — крити-ческую. При этом, судя по всему, роман он не читал, а просто взял статью Никитенко и на основа-нии приведенных в ней цитат начал ругать автора:

«Все у него миньонное — идеечка самая капельная — подробности самые крошечные — сложок такой чистенький — перышко такое гладенькое — наблюденьице такое меленькое — чувства и страстицы такие нежненькие, такие кружевные, что, прочитавши, невольно воскликнул я: премиленький талантик!..»

Судя по всему, Достоевский прислушался к этой критике. В издании 1847 года стало в разы меньше уменьшительно-ласка-тель-ных, а пейзаж, над которым поиздевался Сенковский, и вовсе был вычеркнут из романа. Например:

бальзаминчиком …»

«Вижу, уголочек занавески у окна вашего загнут и прицеплен к горшку с бальзамином …»

занавесочки вашей, Варенька?»

«Ну, а какова наша придумочка насчет занавески вашей, Варенька?»

«Увидел наконец я издали домик деревянный, желтенький, с мезонином вроде бельведерчика… »

«Увидел наконец я издали дом деревянный, желтый, с мезонином вроде бельведера… »

ветерочка, или рыбка всплеснется в воде…»

«…порхнет ли испуганная пташка, камыш ли зазвенит от легонького ветерка, или рыба всплеснется в воде…»

«Я, ясочка моя, в шинельку-то закутался…»

«Я, ясочка моя, в шинель-то закутался…»

Зачем это читать

По первой редакции «Бедных людей» можно представить, каким писателем был бы Достоевский, если бы критики его не ругали и если бы он их не слушал. После 1847 года он использует уменьшительно-ласка-тель-ные словоформы только для создания особых речевых характеристик — ребенка или «малень-кого человека», склонного к юродствованию и самоуничижению (например, штабс-капитанСнегирев в «Братьях Карамазовых»).

«Петербургский сборник» можно найти как в крупных библиотеках, так и онлайн. Искать нужно именно его. В собраниях сочинений и изданиях вроде недавно вышедших «Бедных людей» в серии «Литературные памятники» используется более поздняя редакция романа, а все разночтения даются списком после. Это мешает получить правильное впечатление от текста.

Стихи середины 1850-х годов

Прозаик Достоевский пробовал писать стихи — и от лица своих героев (например, капитана Лебядкина из «Бесов»), и для своих детей, чтобы их посмешить, и для публи-кации в юмористических альманахах. Но некоторые поэтические опыты он скрывал. Все они относятся к середине 1850-х.

В 1849 году Достоевский был осужден на четыре года каторги как политиче-ский преступник. Он провел их в Омском остроге, а после выхода был отправ-лен рядовым в Семипалатинск. Ему было запрещено возвращаться в Централь-ную Россию и печататься в журналах. При этом вернуться в литературу ему очень хотелось. Брату Михаилу он сообщал, что уверен в себе и в том, что теперь «вздору не напишет». Новых текстов, однако, у него не было: в пере-писке с братом Достоевский сетовал, что ему не хватает сил и времени на прозу, а просить разрешения печататься, не имея новых произведений, странно. Так он решил писать стихи. Первое из них называется «На европей-ские события в 1854 году», состоит из ста строк и, как нетрудно догадаться по названию, посвящено вступлению в Крымскую войну Англии и Франции. Похожий на оду текст всячески прославлял Россию, упирая на то, что главная ее сила состоит в приверженности православной вере:

Спасемся мы в годину наваждений,
Спасут нас крест, святыня, вера, трон!
У нас в душе сложился сей закон,
Как знаменье побед и избавлений!

Достоевский передал рукопись через своего непосредственного командира вышестоящему начальству для отправки в Петербург. Она попала к главе III Отделения Леонтию Дубельту, но тот по неизвестным причинам публикацию не разрешил. Однако Достоевский не отчаивался и написал «На первое июля 1855 года». Стихи имели элегический настрой и были обращены к вдове Николая I Александре Федоровне (1 июля — день ее рождения). Писатель сравнивал муки императрицы и России, потерявшей царя:

Свершилось, нет его! Пред ним благоговея,
Устами грешными его назвать не смею.
Свидетели о нем — бессмертные дела.
Как сирая семья, Россия зарыдала;
В испуге, в ужасе, хладея, замерла;
Но ты, лишь ты одна, всех больше потеряла!

На этот раз последовал успех. Вдовствующей императрице стихотворение не показали, однако командир Отдельного Сибирского корпуса генерал Густав Гасфорт стал ходатайствовать за писателя в военном министерстве, чтобы его произвели в унтер-офицеры в награду за «доброе поведение, усердную службу и непритворное раскаяние в грубом заблуждении молодости». Министерство удовлетворило ходатайство, и через пару месяцев Достоевский получил чин. Это его немного вдохновило, и он продолжил писать стихи и отправлять их в столицу.

Федор Достоевский. 1861 год Mary Evans / DIOMEDIA

Следующее стихотворение, «На коронацию и заключение мира», он написал лично новому императору Александру II. Оно проникнуто патриотическим пафосом и надеждой на перемены к лучшему. Достоевский верил, что после смены монарха у него появится шанс вернуться в Петербург.

Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!

Текст попал к царю. Тот разрешения на публикацию не дал, но приказал установить за писателем «наблюдение», чтобы убедиться в его благонадеж-ности. Это произошло в сентябре 1856 года, а почти через год в августовском номере журнала «Отечественные записки» был напечатан рассказ «Маленький герой» — семейная драма, в центре которой несчастная замужняя женщина, влюбленная в другого. В 1859 году Достоевскому разрешили вернуться в Цент-ральную Россию.

Ни один из этих поэтических текстов не был напечатан при жизни писателя. Их читали только чиновники и Михаил Достоевский. Последний отзывался о стихах нелестно, прямо говоря, что это не специальность Федора. Да и сам Достоевский признавал, что опусы эти не очень хороши.

Зачем это читать

Несмотря на сугубо прагматические цели, которые преследовал автор стихов, они достаточно интересны. Идеи, высказанные в них, Достоевский будет потом развивать в своей прозе и публицистике. Сравнивать Россию с европейскими странами, убеждаясь в абсолютной правоте первой, он будет и в «Зимних заметках о летних впечатлениях», и в «Дневнике писателя», и в Пушкинской речи. А идея о праве России на азиатское владычество и на Константи-нополь («На европейские события в 1854 году») в итоге трансформи-руется в знамени-тую формулу «Константинополь, рано ли, поздно ли, должен быть наш».

Патриотические стихотворения Достоевского можно найти в сети.

В какой семье он родился, где был крещен, что за обстановка окружала будущего писателя, какие книги он читал и кто был его героем?

Достоевский в 26 лет, рисунок К. Трутовского, итальянский карандаш, бумага, (1847), (ГЛМ). Самый ранний портрет Достоевского

1. Достоевский родился и вырос в Москве

Достоевский - москвич в поведении, во вкусах, в языке. Идеология «почвенничества», выработанная им вместе с братом Михаилом в 1860-е годы, корнями своими уходит в московский мир, наполненный вековыми традициями и правилами, цельный, трудовой, динамичный. Достоевский любил Москву, прекрасно знал город и его историю. В московском журнале «Русский вестник» были опубликованы главные романы Достоевского - « » (частично роман написан в Москве), « », «Бесы» и « ».

2. Достоевский - родом из священнической семьи

Дед писателя, прадед и ряд других представителей рода Достоевских были священнослужителями. Учился в семинарии и его отец, Михаил Андреевич Достоевский. И хотя он не закончил курса обучения в семинарии, весь строй его личности был глубоко религиозным.

В соответствии с этим был организован и весь быт семьи Достоевских. Дневной обиход, как во всех православных семьях, сопровождала молитва. Регулярно соблюдались посты. «Всякое воскресенье и большой праздник, - вспоминал младший брат Достоевского Андрей, - мы обязательно ходили в церковь к обедне, а накануне - ко всенощной». Православие было впитано душой Достоевского с раннего детства в доме отца и оставалось неколебимым во все последующие годы его жизни, несмотря на испытания и искушения, с которыми ему пришлось столкнуться.

3. Достоевский с раннего детства видел страдающих людей

Квартира детства Достоевского располагалась во флигеле московской Мариинской больницы для бедных, где служил врачом отец писателя. Больница была основана вдовствующей императрицей Марией Федоровной в 1803 году и стала не только одним из первых бесплатных медицинских учреждений России, но и зримым воплощением идей христианского сострадания, милосердия, бескорыстной помощи ближнему, равно как и воспринятым от европейского Просвещения идей гуманизма и уважения к человеческому достоинству. В больнице бесплатную врачебную помощь могли получить представители всех сословий (кроме крепостных) вне зависимости от их имущественного состояния.

Родители не разрешали детям прямого общения с посетителями больницы, но невозможно было утаить от чуткого и наблюдательного ребенка, каким был Федор Достоевский, мир, который ежедневно, в течении пятнадцати лет, открывался из выходивших в больничный двор окон квартиры, который, без сомнения, возникал в разговорах родителей и домочадцев, соседей. Это был мир людей страждущих, ищущих помощи и поддержки, надеющихся и обреченных. Можно только представить, сколько лиц и судеб повидал в своем детстве Достоевский. Мир московской Мариинской больницы для бедных стал для него настоящим жизненным университетом. «Все забитое судьбою, несчастное, хворое и бедное находило в нем особое участие. Его совсем из ряда выдающаяся доброта известна всем близко знавшим его», - писал о Достоевском его друг А. Е. Врангель. Неподдельный демократизм Достоевского и его душевная отзывчивость к людям - воспитывались здесь. И неслучайно первое слово, которое услышал русский читатель от Достоевского, было слово «бедные» (в названии романа «Бедные люди») - слово из наименования Мариинской больницы.

4. Достоевского с детства приучали помогать ближним

Первые уроки благотворительности Достоевский получил еще в детстве. Так, во время ежедневных летних прогулок вместе с родителями, вспоминает А. М. Достоевский, «проходя мимо часового, стоявшего неизвестно для каких причин при ружье и в полной солдатской форме у ворот Алексан­дровского института, принято было за непременную обя­занность подавать этому часовому грош или копейку».

Деревянный дом (флигель), состоявший при Достоевских из господской
части и людской избы. Рядом обозначен археологический раскоп на месте
предполагаемой «мазанки», первого жилища Достоевских в 1832 году. .

А когда в имении Достоевских случился пожар, жившая в их доме няня Алёна Фроловна, вспоминал Федор Михайлович в 1876 году, видя в какое отчаяние пришли его родители, предложила его матери Марии Федоровне: «Коли надо вам будет денег, так уж возьмите мои, а мне что, мне не надо», (имея ввиду накопившиеся за годы службы и отложенные на старость средства - почти 500 рублей). Помогли тогда и родственники Куманины. В свою очередь Мария Федоровна каждому крестьянину-погорельцу выдала по 50 рублей на восстановление хозяйства. Позже, в 1839 году, те же Куманины проявили заботу об оставшихся сиротами младших детях Достоевских.

5. Достоевский был крещен в больничной церкви

При московской Мариинской больнице для бедных была домовая церковь святых апостолов Петра и Павла, освященная в 1806 году. В 1821 году в ней был крещен писатель. Вместе с родителями он посещал храм каждое воскресенье. Купол церкви хорошо виден с крыльца квартиры Достоевских. Впоследствии, всякий раз выбирая квартиру, Достоевский искал такую, чтобы из ее окон была видна церковь.

Дом-музей Достоевского в Москве расположен в левом флигеле бывшей Мариинской больницы для бедных. Фото Lesio, Википедия

6. Первая самостоятельно прочитанная Достоевским книга - пересказ Библии для детей

По воспоминаниям А. М. Достоевского, грамоте детей в семье Достоевских учили по книге «Сто четыре священные истории, выбранные из Ветхого и Нового завета в пользу юношества Иоанном Гибнером» (перевод с немецкого): «При ней было несколько довольно плохих литографий с изображением , Пребыва­ния Адама и Евы в , и прочих главных священных фактов. Помню, как в недавнее уже время, а именно в 1870-х годах, я, разговаривая с братом Федором Михайловичем про наше детство, упомянул об этой книге; и с каким он восторгом объявил мне, что ему удалось разыскать этот же самый экземпляр книги (то есть наш детский) и что он бережет его как святыню». Библейский и евангельский мир был для Достоевского вечно живым и актуальным, его отсвет лежит на всем его творчестве.

7. Самым близким человеком был для Достоевского его старший брат Михаил

Михаил (1820–1864) и Федор Достоевские были погодками. Но не только возраст сближал их. Оба они были страстными читателями и оба мечтали стать литераторами. В конечном итоге оба они пришли в литературу. Михаил Михайлович писал повести, рассказы, драмы, стихи, переводил с немецкого и французского языка. Его произведения печатались в столичных журналах и одобрительно отмечались критикой, пьеса с успехом шла в театрах Петербурга и Москвы, переводы поэмы Гёте «Райнике-Лис» и трагедий Шиллера неоднократно переиздавались.

Вместе с братом М. М. Достоевский издавал журналы «Время» (1861–1863) и «Эпоха» (1864). Именно в письме к брату Михаилу в 1839 году сформулировал шестнадцатилетний юноша Достоевский свое жизненное и писательское кредо: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».

8. Достоевский хотел носить траур по Пушкину

Литературным образцом для братьев Достоевских был Александр Сергеевич . «Брат Федя более читал сочинения истори­ческие, серьезные, а также и попадавшиеся романы, - вспоминал А. М. Достоевский. - Брат же Михаил любил поэзию и сам пописывал стихи, бывши в старшем классе пансиона (чем брат Федор не занимался). Но на Пушкине они мирились, и оба, кажется, и тогда чуть не всего знали наизусть, конечно, только то, что попадалось им в руки, так как полного собрания сочинений Пушкина тогда еще не было. Надо припомнить, что Пушкин тогда был еще современник. Об нем, как о современном поэте, мало говорилось еще с кафедры; произведения его еще не заучивались наизусть по требованию преподавателей. Авторитетность Пушкина как поэта была тогда менее авторитетности Жуковского даже между преподавателями словесности; она была менее и во мнении наших родителей, что вызывало неоднократные горячие протесты со стороны обоих братьев».

Братьям Достоевским не пришлось встретиться с Пушкиным - в Петербурге они оказались спустя всего несколько месяцев после гибели поэта. Можно не сомневаться, что если бы обстоятельства сложились иначе, свои первые опыты молодые литераторы принесли бы на оценку Пушкину, как это делали в ту пору многие начинающие сочинители.

Тогда же, в 1837 году, смерть поэта стала для них потрясением. «Братья, - вспоминает А. М. Достоевский, - чуть с ума не сошли, услышав об этой смерти и о всех подробностях ее». Чтобы оценить всю меру их горя, нужно вспомнить тот факт, что известие о смерти Пушкина пришло в дом Достоевских, когда семья переживала один из самых трагических моментов - только-только, в возрасте 37 лет, скончалась после чахотки Мария Федоровна, любимая мать и душа дома. Михаил Андреевич и дети были охвачены горем, и тем не менее «Федор в разговорах со старшим братом несколько раз повторял, что ежели бы у нас не было семейного траура, то он просил бы позволения отца носить траур по Пушкину». А позже, в июне 1837, по дороге в Петербург, вместо того чтобы думать о вступительных экзаменах, братья мечтали о том, чтобы «тотчас же сходить на место поединка и пробраться в бывшую квартиру Пушкина, чтобы увидеть ту комнату, в которой он испустил дух».

Пушкин в течение всей жизни оставался живым собеседником Достоевского. К его наследию, его личности и биографии Достоевский обращался во все времена. Нет ни одного произведения Достоевского, в котором бы так или иначе не присутствовал Пушкин - цитатой, образом, упоминанием имени или изданием. Уже в «Бедных людях» герои Достоевского читают Пушкина. Замечателен комментарий Вареньки Доброселовой при посылке Макару Девушкину «Повестей Белкина», он носит несомненный автобиографический характер и отсылает нас к годам детства Достоевского: «Два года тому назад мы читали эти повести вместе с матушкой, и теперь мне так грустно было их перечитывать».

9. Ежегодно семья Достоевских посещала Троице-Сергиеву Лавру

Поездки в проходили обычно в начале лета и часто приходились на празднование Троицы. «Эти путешествия были, конечно, для нас важными происшест­виями, - сообщает А. М. Достоевский, - и, так сказать, эпохами в жизни. Ездили обык­новенно на долгих и останавливались по целым часам почти на тех же местах, где ныне поезда железной дороги останавливаются на две-три минуты. У Троицы проводи­ли дня два, посещали все церковные службы и, накупив игрушек, тем же порядком возвращались домой, упо­требив на все путешествие дней пять-шесть.

Отец по служебным занятиям в этих путешествиях не участвовал, а мы ездили только с маменькой и с кем-нибудь из знакомых». После покупки имения Даровое в 1831 году поездки прекратились, но в 1837 году, перед отъездом в Петербург, братья совершили еще раз паломничество уже вместе с теткой Александрой Федоровной Куманиной. Светлый образ праздничной Троицкой лавры, с ее особым молитвенным настроем, с торжественными службами, с просветленными лицами пришедших поклониться святому Сергию русских людей, стал для Достоевского той духовной опорой, которая дала ему силы выстоять в суровых условиях каторги и солдатчины, не потерять человеческого облика и не озлиться. Неслучайно в 1859 году, получив разрешение снова жить в центральной России, Достоевский по дороге из Семипалатинска в Тверь специально сделает крюк и на день заедет в Троицу - помолиться и получить от него духовную поддержку для новой жизни. Личность и подвиг святого Сергия дадут Достоевскому материал для создания серии образов «положительно прекрасных» русских людей в его творчестве - игумена Тихона (в «Бесах»), Макара Долгорукова (в «Подростке»), старца Зосимы и его брата Маркела (в «Братьях Карамазовых»).

На этот вопрос ответила профессор русского языка и литературы Кембриджского университета Ирина Кириллова.

Ирина Арсеньевна Кириллова родилась в Лондоне. Она принадлежит к так называемому «второму поколению» старой эмиграции, то есть к поколению людей, которые появились на свет в самых разных странах, куда забрасывало русских, вынужденных бежать от ужасов революции 1917 года и Гражданской войны. В семье Ирины Арсеньевны в основном были военные: отец, дядя, дедушка.

Родители старались передать нам то, что знали и любили сами, они прививали нам нравственные правила и ценности, которыми жила дореволюционная русская интеллигенция. Мы унаследовали от родителей самое драгоценное - веру, язык и культуру. Нашим священным долгом было сохранить все это. Тем самым мы оставались русскими людьми, - говорит Ирина Кириллова.

Сегодня в свои 85 лет она полна жизненных сил. В Россию приезжает регулярно с 1957 года, но в нашем городе побывала впервые. В областной библиотеке имени Горького Ирина Арсеньевна прочитала рязанцам лекцию по творчеству Ф.М. Достоевского, рассказала о связи произведений писателя с христианскими ценностями. Почти сорок лет И.А. Кириллова преподавала русскую классическую литературу в Кембриджском университете.

О временах и проблемах

Я очень люблю творчество Федора Михайловича Достоевского. Прочитав впервые в 15 лет его романы, я подумала: «В них есть все! Больше можно ничего не читать». Я хорошо знаю русскую классическую литературу, французскую, потому что воспитывалась во французском лицее, изучала произведения английских авторов. Но ни у одного писателя я не читала того, о чем бы уже не написал Достоевский.

Почему его надо читать в наше время? Произведения Ивана Сергеевича Тургенева, Антона Павловича Чехова, Льва Николаевича Толстого стали нашей историей. Их надо знать, чтобы иметь представление о России XIX века. А Федор Михайлович Достоевский остается не только современным, но и очень своевременным автором. Он исследует тему города, в котором живут простые люди, мелкие чиновники. Это и есть наша реальность. В каком бы городе мы ни жили, везде существуют кварталы, где сводят концы с концами бедные люди. Мы испытываем все те же духовные, психологические, социальные, житейские трудности, о которых писал Достоевский. Его подход к освещению нравственно-философских и духовных проблем человека остается актуальным и сегодня.

Недавно у нас в Лондоне открылась выставка портретов русских творческих деятелей из Третьяковской галереи. И на одной стене повесили портреты Тургенева, Толстого и Достоевского. Контраст был поразительный. Тургенев и Толстой - помещики, дворяне XIX века, они жили в достатке. Лев Николаевич хоть и писал о жизни крестьян, но при этом оставался барином. А Достоевского художник В.Г. Перов изобразил интеллигентом с бородкой в захудалом пальтишке. Смотришь на портрет, а видишь абсолютно современного человека.

Параллельные реальности

Особенно актуальны романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Подросток», «Братья Карамазовы», а также повесть «Записки из подполья», повесть и несколько рассказов «Записки из Мертвого дома». Все это нужно читать и перечитывать. Как говорил митрополит Антоний Сурожский, хорошо знавший творчество Достоевского, «единственный роман, который я бы никогда не стал перечитывать, - это «Бесы». В нем слишком ощутима сила зла».

Федор Михайлович Достоевский - писатель-реалист, романист-психолог. Его отец был военным врачом и часто пускал маленького Федора в свою библиотеку. Там было много медицинской литературы, книг по психологии. Мальчик интересовался ими. И в то же время, став взрослым, он никогда не забывал о том, как глубоко верующая мать водила его и братьев в церковь и на паломничества по монастырям.

В творчестве Достоевского много символики. Каждое его произведение читается одновременно на уровне физической и духовной реальности. Именно символ помогает постичь невидимую реальность, лежащую за пределами конкретной земной действительности.

Человек в человеке

Самый загадочный и таинственный роман Достоевского «Идиот». Над ним можно думать и размышлять всю жизнь. Автор хотел изобразить положительного, прекрасного человека и начинает с попытки создания христоподобного героя - князя Мышкина. Достоевского в эмиграции часто называли религиозным писателем. На самом деле он таковым не является. Говоря о высшем реализме, он понимал под этим невидимое духовное сознание своего героя, пытался понять, «сколько человека в человеке».

Мышкин сеет добро, именует себя князем Христовым. Но евангельский Христос не может быть героем реалистического романа. Первоначальный светлый образ Мышкина постепенно изменяется, подвергается человеческой слабости и оборачивается трагедией.

Произведение заканчивается сценой, ради которой, по словам Достоевского, он писал весь роман. Хотя имя Анастасия - одного из ярких образов в романе - в переводе с греческого означает «воскресение». «Христос Анести!» - говорят в Греции на Пасху. Но у Достоевского нет воскресения, что очень страшно. В финале мы видим мертвое тело Настасьи Филипповны, закрытое рогожей, из которой торчат ноги вместо головы и плеч по православному обычаю. А вместо свечей - олицетворения молитвы - банки с дезинфекцией. Рядом летает муха - символ ужаса, по Достоевскому, и верный признак тления. Князь Мышкин впадает в эпилепсию и окончательно лишается человеческого облика.

Федор Михайлович Достоевский своим творчеством дает пищу для размышлений и открывает перед нами огромное поле вопросов. А может быть, и наоборот, ставит всего лишь один вопрос: кто мы и для чего созданы?