Поход против персов. Невероятная история об отряде полковника карягина. июля. Прорыв из крепости Шах-Булах

А.В. Потто

«Кавказская война»
(в 5-ти томах)

Том 1.

От древнейших времён до Ермолова

ПОДВИГ ПОЛКОВНИКА КАРЯГИНА

В Карабагском ханстве, при подошве каменистого пригорка, возле самой дороги из Елизаветополя в Шушу, стоит древний замок, обнесенный высокой каменной стеной с шестью полуразрушенными круглыми башнями.

Возле этого замка, поражающего путника грандиозно-массивными контурами, бьет ключ Шах-Булах, а несколько далее, верстах в десяти или пятнадцати, приютилось татарское кладбище, раскинувшееся на одном из придорожных курганов, которых так много в этой части Закавказского края. Высокий шпиль минарета издали привлекает внимание путешественника. Но не многие знают, что этот минарет и это кладбище - безмолвные свидетели подвига, почти баснословного.

Здесь именно, в персидскую кампанию 1805 года, русский отряд в четыреста человек, под командой полковника Карягина, выдержал нападение двадцатитысячной персидской армии и с честью вышел из этого слишком неравного боя.

Кампания началась с того, что неприятель перешел Араке у худоперинской переправы. Прикрывавший ее батальон семнадцатого егерского полка, под командой майора Лисаневича, не в силах был удержать персиян и отступил в Шушу. Князь Цицианов тотчас отправил на помощь к нему другой батальон и два орудия, под командой шефа того же полка, полковника Карягина, человека, закаленного в битвах с горцами и персиянами. Сила обоих отрядов вместе, если бы им и удалось соединиться, не превышала девятисот человек, но Цицианов хорошо знал дух кавказских войск, знал их предводителей и был спокоен за последствия.

Карягин выступил из Елизаветполя двадцать первого июня и через три дня, подходя к Шах-Булаху, увидел передовые войска персидской армии, под начальством сардаря Пир-Кули-хана.

Так как здесь было не более трех-четырех тысяч, то отряд, свернувшись в каре, продолжал идти своей дорогой, отражая атаку за атакой. Но под вечер вдали показались главные силы персидской армии, от пятнадцати до двадцати тысяч, предводимые Аббас-Мирзой, наследником персидского царства. Продолжать дальнейшее движение русскому отряду стало невозможным, и Карягин, осмотревшись кругом, увидел на берегу Аскорани высокий курган с раскинутым на нем татарским кладбищем - место, удобное для обороны. Он поспешил его занять и, наскоро окопавшись рвом, загородил все доступы к кургану повозками из своего обоза. Персияне не замедлили повести атаку, и их ожесточенные приступы следовали один за другим без перерыва до самого наступления ночи. Карягин удержался на кладбище, но это стоило ему ста девяноста семи человек, то есть почти половины отряда.

"Пренебрегая многочисленностью персиян, - писал он в тот же день Цицианову, - я проложил бы себе дорогу штаками в Шушу, но великое число раненых людей, коих поднять не имею средств, делает невозможным всякую попытку двинуться с занятого мной места".

Потери персиян были громадны. Аббас-Мирза увидел ясно, во что ему обойдется новая атака русской позиции, и потому, не желая напрасно тратить людей, наутро ограничился канонадой, не допуская мысли, чтобы такой малочисленный отряд мог продержаться более суток.

Действительно, военная история не много представляет примеров, где отряд, окруженный во сто раз сильнейшим неприятелем, не принял бы почетной капитуляции. Но Карягин сдаваться не думал. Правда, сначала он рассчитывал на помощь со стороны карабагского хана, но скоро от этой надежды пришлось отказаться: узнали, что хан изменил и что сын его с карабагской конницей находится уже в персидском стане.

"Я не могу без душевного умиления вспомнить, -рассказывает сам Ладинский, - что за чудесные русские молодцы были солдаты в нашем отряде. Поощрять и возбуждать их храбрость не было мне нужды. Вся моя речь к ним состояла из нескольких слов: "Пойдем, ребята, с Богом! Вспомним русскую пословицу, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, а умереть же, сами знаете, лучше в бою, чем в госпитале". Все сняли шапки и перекрестились. Ночь была темная. Мы с быстротой молнии перебежали расстояние, отделявшее нас от реки, и, как львы, бросились на первую батарею. В одну минуту она была в наших руках. На второй персияне защищались с большим упорством, но были переколоты штыками, а с третьей и с четвертой все кинулись бежать в паническом страхе. Таким образом, менее чем в полчаса, мы кончили бой, не потеряв со своей стороны ни одного человека. Я разорил батарею, наорал воды и, захватив пятнадцать фальконетов, присоединился к отряду".

Вот некоторые подробности несчастной экспедиции, карабагского хана, но скоро от этой надежды пришлось отказаться: узнали, что хан изменил и что сын его с карабагской конницей находится уже в персидском стане.

Цицианов пытался обратить карабагцев к исполнению обязательств, данных русскому государю, и, притворяясь незнающим об измене татар, призвал в своей прокламации к карабагским армянам: "Неужели вы, армяне Карабага, доселе славившиеся своей храбростью, переменились, сделались женоподобными и похожими на других армян, занимающихся только торговыми промыслами... Опомнитесь! Вспомните прежнюю вашу храбрость, будьте готовы к победам и покажите, что вы и теперь те же храбрые карабагцы, как были прежде страхом для персидской конницы".

Но все было тщетно, и Карягин оставался в том же положении, без надежды получить помощь из Шушинской крепости. На третий день, двадцать шестого июня, персияне, желая ускорить развязку, отвели у осажденных воду и поставили над самой рекой четыре фальконетные батареи, которые день и ночь обстреливали русский лагерь. С этого времени положение отряда становится невыносимым, и потери быстро начинают увеличиваться. Сам Карягин, контуженный уже три раза в грудь и в голову, был ранен пулей в бок навылет. Большинство офицеров также выбыло из фронта, а солдат не осталось и ста пятидесяти человек, годных к бою. Если прибавить к этому мучения жажды, нестерпимый зной, тревожные и бессонные ночи, то почти непонятным становится грозное упорство, с которым солдаты не только бесповоротно переносили невероятные лишения, но находили еще в себе достаточно сил, чтобы делать вылазки и бить персиян.

В одну из таких вылазок солдаты, под командой поручика Ладинского, проникли даже до самого персидского лагеря и, овладев четырьмя батареями на Аскорани, не только добыли воду, но и принесли с собой пятнадцать фальконетов.

"Я не могу без душевного умиления вспомнить, -рассказывает сам Ладинский, - что за чудесные русские молодцы были солдаты в нашем отряде. Поощрять и возбуждать их храбрость не было мне нужды. Вся моя речь к ним состояла из нескольких слов: "Пойдем, ребята, с Богом! Вспомним русскую пословицу, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, а умереть же, сами знаете, лучше в бою, чем в госпитале". Все сняли шапки и перекрестились. Ночь была темная. Мы с быстротой молнии перебежали расстояние, отделявшее нас от реки, и, как львы, бросились на первую батарею. В одну минуту она была в наших руках. На второй персияне защищались с большим упорством, но были переколоты штыками, а с третьей и с четвертой все кинулись бежать в паническом страхе. Таким образом, менее чем в полчаса, мы кончили бой, не потеряв со своей стороны ни одного человека. Я разорил батарею, набрал воды и, захватив пятнадцать фальконетов, присоединился к отряду".

Успех этой вылазки превзошел самые смелые ожидания Карягина. Он вышел благодарить храбрых егерей, но, не находя слов, кончил тем, что перецеловал их всех перед целым отрядом. К общему сожалению, Ладинский, уцелевший на вражьих батареях при исполнении своего дерзкого подвига, на следующий же день был тяжело ранен персидской пулей в собственном лагере.

Четыре дня стояла горсть героев лицом к лицу с персидской армией, но на пятый обнаружился недостаток в патронах и в продовольствии. Солдаты съели в этот день последние свои сухари, а офицеры давно уже питались травой и кореньями.

В этой крайности Карягин решился отправить сорок человек на фуражировку в ближайшие селения, с тем чтобы они добыли мяса, а если можно, и хлеба. Команда пошла под начальством офицера, не внушавшего к себе большого доверия. Это был иностранец неизвестно какой национальности, называвший себя русской фамилией Лисенков; он один из всего отряда видимо тяготился своим положением. Впоследствии из перехваченной переписки оказалось, что это был действительно французский шпион.

Предчувствие какого-то горя овладело в лагере решительно всеми. Ночь провели в тревожном ожидании, а к свету двадцать восьмого числа явились из посланной команды только шесть человек - с известием, что на них напали персияне, что офицер пропал без вести, а остальные солдаты изрублены.

Вот некоторые подробности несчастной экспедиции, записанные тогда со слов раненого фельдфебеля Петрова.

"Как только мы пришли в деревню, - рассказывал Петров, - поручик Лисенков тотчас приказал нам составить ружья, снять амуницию и идти по саклям. Я доложил ему, что в неприятельской земле так делать не годится, потому что, не ровен час, может набежать неприятель. Но поручик на меня крикнул и сказал, что нам бояться нечего; что эта деревня лежит позади нашего лагеря, и неприятелю пробраться сюда нельзя; что с амуницей и ружьями тяжело лазить по амбарам и погребам, а нам мешкать нечего и надо поскорее возвращаться в лагерь. "Нет, -подумал я. - все это выходит как-то неладно". Не так, бывало, делывали наши прежние офицеры: бывало, половина команды всегда оставалась на месте с заряженными ружьями; но с командиром спорить не приходилось. Я распустил людей, а сам, словно чуя что-то недоброе, взобрался на курган и стал осматривать окрестность. Вдруг вижу: скачет персидская конница... "Ну, - думаю, - плохо!" Кинулся в деревню, а там уже персияне. Я стал отбиваться штыком, а между тем кричу, чтобы солдаты скорее выручали ружья. Кое-как успел это сделать, и, мы собравшись в кучу, бросились пробиваться.

"Ну, ребята, - сказал я, - сила солому ломит; беги в кусты, а там, Бог даст, еще и отсидимся!" - С этими словами мы кинулись врассыпную, но только шестерым из нас, и то израненным, удалось добраться до кустарника. Персияне сунулись было за нами, но мы их приняли так, что они скоро оставили нас в покое.

Теперь, - закончил свою грустную повесть Петров, - все, что осталось в деревне, или побито, или захвачено в плен, выручать уже некого".

Роковая неудача эта произвела поражающее впечатление на отряд, потерявший тут из небольшого числа оставшихся после защиты людей сразу тридцать пять отборных молодцов; но энергия Карягина не поколебалась.

"Что делать, братцы, - сказал он собравшимся вокруг него солдатам, - гореваньем беды не поправишь. Ложитесь-ка спать да помолитесь Богу, а ночью будет работа".

Слова Карягина так и были поняты солдатами, что ночью отряд пойдет пробиваться через персидскую армию, потому что невозможность держаться на этой позиции была для всех очевидна, с тех пор как вышли сухари и патроны. Карягин, действительно, собрал военный совет и предложил пробиться к Шах-Булахскому замку, взять его штурмом и там отсиживаться в ожидании выручки. Армянин Юзбаш брался быть проводником отряда. Для Карягина сбылась в этом случае русская пословица: "Кинь хлеб-соль назад, а она очутится впереди". Он сделал когда-то большое одолжение одному елизаветпольскому жителю, сын которого до того полюбил Карягина, что во всех походах находился при нем безотлучно и, как увидим, играл видную роль во всех дальнейших событиях.

Предложение Карягина было принято единодушно. Обоз оставили на разграбление неприятелю, но фальконеты, добытые с боя, тщательно зарыли в землю, чтобы их не нашли персияне. Затем, помолившись Богу, зарядили картечью орудия, забрали на носилки раненых и тихо, без шума, в самую полночь на двадцать девятое июня, выступили из лагеря.

По недостатку лошадей егеря тащили орудия на лямках. Верхами ехали только три раненые офицера: Карягин, Котляревский и поручик Ладинский, да и то потому, что солдаты сами не допустили их спешиться, обещая на руках вытаскивать пушки, где это будет нужно. И мы увидим дальше, как честно исполнили они свое обещание.

Пользуясь темнотой ночи и горными трущобами, Юзбаш некоторое время вел отряд совершенно скрытно. Но персияне скоро заметили исчезновение русского отряда и даже напали на след, и только непроглядная темень, буря и особенно ловкость проводника еще раз спасли отряд Карягина от возможности истребления. К свету он был уже у стен Шах-Булаха, занятого небольшим персидским гарнизоном, и, пользуясь тем, что там все еще спали, не помышляя о близости русских, сделал залп из орудий, разбил железные ворота и, кинувшись на приступ, через десять минут овладел крепостью. Начальник ее, Эмир-хан, родственник наследного персидского принца, был убит, и тело его осталось в руках русских.

Едва отгремели раскаты последних выстрелов, как вся персидская армия, по пятам преследовавшая Карягина, показалась в виду Шах-Булаха. Карягин приготовился к бою. Но прошел час, другой томительного ожидания - и, вместо штурмовых колонн, перед стенами замка появились персидские парламентеры. Аббас-Мирза обращался к великодушию Карягина и просил о выдаче тела убитого родственника.

С удовольствием исполню желание его высочества, - ответил Карягин, - но с тем, чтобы и нам были выданы все наши пленные солдаты, захваченные в экспедиции Лисенкова.

Шах-Заде (наследник) это предвидел, - возразил персиянин, - и поручил мне передать искреннее его сожаление. Русские солдаты все до последнего человека легли на месте сражения, а офицер на другой день умер от раны.

Это была ложь; и прежде всего сам Лисенков, как было известно, находился в персидском лагере; тем не менее Карягин приказал выдать тело убитого хана и только прибавил:

Скажите принцу, что я ему верю, но что у нас есть старая пословица: "Кто солжет, тому да будет стыдно", наследник же обширной персидской монархии краснеть перед нами, конечно, не захочет.

Тем переговоры и окончились. Персидская армия обложила замок и начала блокаду, рассчитывая голодом принудить Карягина сдаться. Четыре дня питались осажденные травой и конским мясом, но наконец съедены были и эти скудные запасы. Тогда Юзбаш явился с новой неоценимой услугой: он ночью вышел из крепости и, пробравшись в армянские аулы, известил Цицианова о положении отряда. "Если ваше сиятельство не поспешит на помощь, - писал при этом Карягин, - то отряд погибнет не от сдачи, к которой не приступлю, но от голода".

Донесение это сильно встревожило князя Цицианова, не имевшего при себе ни войск, ни продовольствия, чтобы идти на выручку.

"В отчаянии неслыханном, - писал он Карягину, - прошу вас подкрепить духом солдат, а Бога прошу подкрепить вас лично. Если чудесами Божьими вы получите облегчение как-нибудь от участи вашей, для меня страшной, то постарайтесь меня успокоить для того, что мое прискорбие превышает всякое воображение".

Письмо это было доставлено тем же Юзбашем, который благополучно возвратился в замок, принеся с собой и небольшое количество провизии. Карягин разделил этот запрос поровну между всеми чинами гарнизона, но его хватило только на сутки. Юзбаш стал отправляться тогда уже не один, а с целыми командами, которые счастливо проводил по ночам мимо персидского лагеря. Однажды русская колонна, впрочем, даже наткнулась на конный неприятельский разъезд; но, к счастью, густой туман позволил солдатам устроить засаду. Как тигры бросились они на персиян и в несколько секунд истребили всех без выстрела, одними штыками. Чтобы скрыть следы этого побоища, они забрали лошадей с собой, кровь на земле засыпали, а убитых стащили в овраг, где закидали землей и кустарником. В персидском лагере так ничего и не узнали об участи погибшего разъезда.

Несколько подобных экскурсий позволили Карягину продержаться еще целую неделю без особенной крайности. Наконец Аббас-Мирза, потеряв терпение, предложил Карягину большие награды и почести, если он согласится перейти в персидскую службу и сдаст Шах-Булах, обещая, что никому из русских не будет нанесено ни малейшей обиды. Карягин просил четыре дня на размышление, но с тем, чтобы Аббас-Мирза во все эти дни продовольствовал русских съестными припасами. Аббас-Мирза согласился, и русский отряд, исправно получая от персиян все необходимое, отдохнул и оправился.

Между тем истек последний день перемирия, и к вечеру Аббас-Мирза прислал спросить Карягина о его решении. "Завтра утром пускай его высочество займет Шах-Булах", - ответил Карягин. Как увидим, он сдержал свое слово.

Едва наступила ночь, как весь отряд, руководимый опять Юзбашем, вышел из Шах-Булаха, решившись перебраться в другую крепость, Мухрат, которая по гористому местоположению и близости к Елизаветполю была удобнее для защиты. Окольными дорогами, по горам и трущобам, отряду удалось обойти персидские посты так скрытно, что неприятель заметил обман Карягина только под утро, когда авангард Котляревского, составленный исключительно из одних раненых солдат и офицеров, уже был в Мухрате, а сам Карягин с остальными людьми и с пушками успел миновать опасные горные ущелья. Если бы Карягин и его солдаты не были проникнуты поистине геройским духом, то, кажется, одних местных трудностей было бы довольно, чтобы сделать совершенно невозможным все предприятие. Вот, например, один из эпизодов этого перехода, факт, стоящий одиноко даже и в истории кавказской армии.

В то время, когда отряд еще шел по горам, дорогу пересекла глубокая промоина, через которую невозможно было переправить орудий. Перед ней остановились в недоумении. Но находчивость кавказского солдата и безграничное его самопожертвование выручили и из этой беды.

Ребята! - крикнул вдруг батальонный запевала Сидоров. - Чего же стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь, лучше послушайте, что я скажу вам: у нашего брата пушка - барыня, а барыне надо помочь; так перекатим-ка ее на ружьях".

Одобрительный шум пошел по рядам батальона. Несколько ружей тотчас же были воткнуты в землю штыками и образовали сваи, несколько других положены на них, как переводины, несколько солдат подперли их плечами, и импровизированный мост был готов. Первая пушка разом перелетела по этому в буквальном смысле живому мосту и только слегка помяла молодецкие плечи, но вторая сорвалась и со всего размаху ударила колесом по голове двух солдат. Пушка была спасена, но люди заплатили за это своей жизнью. В числе их был и батальонный запевала Гаврила Сидоров.

Как ни торопился отряд с отступлением, однако же солдаты успели вырыть глубокую могилу, в которую офицеры на руках опустили тела погибших сослуживцев. Сам Карягин благословил этот последний приют почивших героев и поклонился ему до земли.

"Прощайте! - сказал он после короткой молитвы. - Прощайте, истинно православные русские люди, верные царские слуги! Да будет вам вечная память!"

"Молите, братцы, Бога за нас", - говорили солдаты, крестясь и разбирая ружья.

Между тем Юзбаш, все время наблюдавший окрестности, подал знак, что персияне уже недалеко. Действительно, едва русские дошли до Кассанет, как персидская конница уже насела на отряд, и завязалась такая жаркая схватка, что русские орудия несколько раз переходили из рук в руки... К счастью, Мухрат уже был близко, и Карягин ночью успел отступить к нему с небольшой потерей. Отсюда он тотчас написал Цицианову: "Теперь я от атак Баба-хана совершенно безопасен по причине того, что здесь местоположение не дозволяет ему быть с многочисленными войсками".

В то же самое время Карягин отправил письмо к Аббас-Мирзе в ответ на предложение его перейти в персидскую службу. "В письме своем изволите говорить, - писал ему Карягин, - что родитель ваш имеет ко мне милость; а я вас имею честь уведомить, что, воюя с неприятелем, милости не ищут, кроме изменников; а я, поседевший под ружьем, за счастье сочту пролить мою кровь на службе Его Императорского Величества".

Мужество полковника Карягина принесло громадные плоды. Задержав персиян в Карабаге, оно спасло Грузию от наводнения ее персидскими полчищами и дало возможность князю Цицианову собрать войска, рассеянные по границам, и открыть наступательную кампанию.

Тогда и Карягину явилась наконец возможность покинуть Мухрат и отступить к селению Маздыгерт , где главнокомандующий принял его с чрезвычайными военными почестями . Все войска, одетые в парадную форму, были выстроены развернутым фронтом, и когда показались остатки храброго отряда, Цицианов сам скомандовал: "На караул!". По рядам гремело "Ура!", барабаны били поход, знамена приклонялись...

Обходя раненых, Цицианов с участием расспрашивал об их положении, обещал донести о чудесных подвигах отряда государю, а поручика Ладинского тут же поздравил кавалером ордена св. Георгия 4-ой степени [Впоследствии Ладинский, будучи полковником, командовал Эриванским карабинерным полком (бывший семнадцатый егерский) и в этой должности оставался с 1816 по 1823 год. Все, кто только знал Ладинского уже в преклонных летах, отзываются о нем как о веселом, любезном и остроумном человеке. Он принадлежал к числу тех людей, которые всякий рассказ умеют украсить анекдотами и ко всему относятся с комизмом, умея подмечать везде смешные и слабые стороны.].

Государь пожаловал Карягину золотую шпагу с надписью "За храбрость", а армянину Юзбашу чин прапорщика, золотую медаль и двести рублей пожизненной пенсии.

В самый день торжественной встречи, после вечерней зари, Карягин отвел геройские остатки своего батальона в Елизаветполь. Храбрый ветеран изнемогал от ран, полученных на Аскорани; но сознание долга в нем было так сильно, что, спустя несколько дней, когда Аббас-Мирза появился у Шамхора, он, пренебрегая болезнью, снова стоял уже лицом к лицу с неприятелем.

Утром двадцать седьмого июля небольшой русский транспорт, следовавший из Тифлиса к Елизаветполю, был атакован значительными силами Пир-Кули-хана. Горсть русских солдат и с ними бедные, но храбрые грузинские погонщики, составив каре из своих арб, защищались отчаянно, несмотря на то, что на каждого из них приходилось неприятелей, по крайней мере, по сто человек. Персияне, обложив транспорт и громя его из орудий, требовали сдачи и угрожали в противном случае истребить всех до единого. Начальник транспорта, поручик Донцов, один из тех офицеров, имена которых невольно врезаются в память, отвечал одно: "Умрем, а не сдадимся!" Но положение отряда становилось отчаянным. Донцов, служивший душой обороны, получил смертельную рану; другой офицер, прапорщик Плотневский, через свою запальчивость был схвачен в плен. Солдаты остались без начальников и, потеряв большую половину людей, уже стали колебаться. К счастью, в этот момент появляется Карягин, и картина боя мгновенно изменяется. Русский батальон, в пятьсот человек, стремительно атакует главный лагерь наследного принца, врывается в его окопы и овладевает батареей. Не давая неприятелю опомниться, солдаты поворачивают отбитые пушки на лагерь, открывают из них жестокий огонь, и - при быстро распространяющемся в персидских рядах имени Карягина - все бросаются бежать в ужасе.

Поражение персиян было так велико, что трофеями этой неслыханной победы, одержанной горстью солдат над целой персидской армией, был весь неприятельский лагерь, обоз, несколько орудий, знамена и множество пленных, в числе которых был захвачен и раненый грузинский царевич Теймураз Ираклиевич.

Таков был финал, блистательно закончивший персидскую кампанию 1805 года, начатую теми же лицами и почти при тех же условиях на берегу Аскорани.

В заключение считаем не лишним прибавить, что Карягин начал свою службу рядовым в Бутырском пехотном полку во время турецкой войны 1773 года, и первые дела, в которых он участвовал, были блистательные победы Румянцева-Задунайского. Здесь, под впечатлением этих побед, Карягин впервые постиг великую тайну управлять в бою сердцами людей и почерпнул ту нравственную веру в русского человека и в себя самого, с которой впоследствии он, как древний римлянин, никогда не считал своих неприятелей.

Когда Бутырский полк был двинут на Кубань, Карягин попал в суровую обстановку кавказской прилинейной жизни, был ранен при штурме Анапы и с этого времени, можно сказать, не выходил уже из-под огня неприятеля. В 1803 году, по смерти генерала Лазарева, он был назначен шефом семнадцатого полка, расположенного в Грузии. Здесь, за взятие Ганжи, он получил орден св. Георгия 4-ой степени, а подвиги в персидской кампании 1805 года сделали имя его бессмертным в рядах Кавказского корпуса.

К несчастью, постоянные походы, раны и в особенности утомление в зимнюю кампанию 1806 года окончательно расстроили железное здоровье Карягина; он заболел лихорадкой, которая скоро развилась в желтую, гнилую горячку, и седьмого мая 1807 года героя не стало. Последней наградой его был орден св. Владимира 3-ей степени, полученный им за несколько дней до кончины.

Много лет пронеслось над безвременной могилой Карягина, но память об этом добром и симпатичном человеке свято хранится и передается из поколения в поколение. Пораженное его богатырскими подвигами, боевое потомство придало личности Карягина величаво-легендарный характер, создало из него любимейший тип в боевом кавказском эпосе.

Поход полковника Карягина против персов в 1805-ом году не похож на реальную военную историю: 493 бойца против 20 тыс. персов. Он похож на приквел к «300 спартанцев», но круче.

Двум смертям не бывать, а одной не миновать, а умереть же, сами знаете, лучше в бою, чем в госпитале.

Поход полковника Карягина против персов в 1805-ом году не похож на реальную военную историю. Он похож на приквел к «300 спартанцев» (40 000 персов, 500 русских, ущелья, штыковые атаки, «Это безумие! — Нет, блять, это 17-ый егерский полк!»). Золотая страница русской истории, сочетающая бойню безумия с высочайшим тактическим мастерством, восхитительной хитростью и ошеломительной русской наглостью. Но обо всем по порядку.

В 1805 году Российская Империя воевала с Францией в составе Третьей коалиции, причем воевала неудачно. У Франции был Наполеон, а у нас были австрийцы, чья воинская слава к тому моменту давно закатилась, и британцы, никогда не имевшие нормальной наземной армии. И те, и другие вели себя как полные мудаки и даже великий Кутузов всей силой своего гения не мог переключить телеканал «Фэйл за фэйлом». Тем временем на юге России у персидского Баба-хана, с мурлыканием читавшего сводки о наших европейских поражениях, появилась Идейка.

Баба-хан перестал мурлыкать и вновь пошел на Россию, надеясь рассчитаться за поражения предыдущего, 1804 года. Момент был выбран крайне удачно — из-за привычной постановки привычной драмы «Толпа так называемых союзников-криворуких-мудаков и Россия, которая опять всех пытается спасти», Петербург не мог прислать на Кавказ ни одного лишнего солдата, при том, что на весь Кавказ было от 8 000 до 10 000 солдат.

Поэтому узнав, что на город Шушу (это в нынешнем Нагорном Карабахе. Азербайджан знаете, да? Слева-снизу), где находился майор Лисаневич с 6 ротами егерей, идет 40 000 персидского войска под командованием Наследного Принца Аббас-Мирзы (мне хочется думать, что он передвигался на огромной золотой платформе, с кучей уродов, фриков и наложниц на золотых цепях, лайк э факин Ксеркс), князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только мог выслать. Все 493 солдата и офицера при двух орудиях, супергерое Карягине, супергерое Котляревском и русском воинском духе.

Они не успели дойти до Шуши, персы перехватили наших по дороге, у реки Шах-Булах, 24 июня. Персидский авангард. Скромные 10 000 человек. Ничуть не растерявшись (в то время на Кавказе сражения с менее чем десятикратным превосходством противника не считались за сражения и официально проходили в рапортах как «учения в условиях, приближенных к боевым»), Карягин построил войско в каре и целый день отражал бесплодные атаки персидской кавалерии, пока от персов не остались одни ошметки. Затем он прошел еще 14 верст и встал укрепленным лагерем, так называемым вагенбургом или, по-русски, гуляй-городом, когда линия обороны выстраивается из обозных повозок (учитывая кавказское бездорожье и отсутствовавшую сеть снабжения, войскам приходилось таскать с собой значительные запасы).

Персы продолжили атаки вечером и бесплодно штурмовали лагерь до самой ночи, после чего сделали вынужденный перерыв на расчистку груд персидских тел, похороны, плач и написание открыток семьям погибших. К утру, прочитав присланный экспресс-почтой мануал «Военное искусство для чайников» («Если враг укрепился и этот враг — русский, не пытайтесь атаковать его в лоб, даже если вас 40 000, а его 400»), персы начали бомбардировать наш гуляй-город артиллерией, стремясь не дать нашим войскам добраться до реки и пополнить запасы воды. Русские в ответ сделали вылазку, пробились к персидской батареи и повзрывали ее нахрен, сбросив остатки пушек в реку, предположительно — с ехидными матерными надписями.

Впрочем, положения это не спасло. Провоевав еще один день, Карягин начал подозревать, что он не сможет перебить всю персидскую армию. Кроме того, начались проблемы внутри лагеря — к персам перебежал поручик Лисенко и еще шесть засранцев, на следующий день к ним присоединились еще 19 хиппи — таким образом, наши потери от трусливых пацифистов начали превышать потери от неумелых персидских атак. Жажда, опять же. Зной. Пули. И 40 000 персов вокруг. Неуютно.

На офицерском совете были предложены два варианта: или мы остаемся здесь все и умираем, кто за? Никого. Или мы собираемся, прорываем персидское кольцо окружения, после чего ШТУРМУЕМ близлежащую крепость, пока нас догоняют персы, и сидим уже в крепости. Там тепло. Хорошо. И мухи не кусают. Единственная проблема — нас по-прежнему десятки тысяч караулят, и все это будет похоже на игру Left 4 Dead, где на крошечный отряд выживших прут и прут толпы озверевших зомби.

Left 4 Dead все любили уже в 1805-ом, поэтому решили прорываться. Ночью. Перерезав персидских часовых и стараясь не дышать, русские участники программы «Остаться в живых, когда остаться в живых нельзя» почти вышли из окружения, но наткнулись на персидский разъезд. Началась погоня, перестрелка, затем снова погоня, затем наши наконец оторвались от махмудов в темном-темном кавказском лесу и вышли к крепости, названной по имени близлежащей реки Шах-Булахом. К тому моменту вокруг оставшихся участников безумного марафона «Сражайся, сколько сможешь» (напомню, что шел уже ЧЕТВЕРТЫЙ день беспрерывных боев, вылазок, дуэлей на штыках и ночных пряток по лесам) сияла золотистая аура 3,14здеца, поэтому Карягин просто разбил ворота Шах-Булаха пушечным ядром, после чего устало спросил у небольшого персидского гарнизона: «Ребята, посмотрите на нас. Вы правда хотите попробовать? Вот правда?».

Ребята намек поняли и разбежались. В процессе разбега было убито два хана, русские едва-едва успели починить ворота, как показались основные персидские силы, обеспокоенные пропажей любимого русского отряда. Но это был не конец. Даже не начало конца. После инвентаризации оставшегося в крепости имущества выяснилось, что еды нет. И что обоз с едой пришлось бросить во время прорыва из окружения, поэтому жрать нечего. Совсем. Совсем. Совсем. Карягин вновь вышел к войскам:

Друзья, я знаю, что это не безумие, не Спарта и вообще не что-то, для чего изобрели человеческие слова. Из и так жалких 493 человек нас осталось 175, практически все ранены, обезвожены, истощены, в предельной степени усталости. Еды нет. Обоза нет. Ядра и патроны кончаются. А кроме того, прямо перед нашими воротами сидит наследник персидского престола Аббас-Мирза, уже несколько раз попытавшийся взять нас штурмом. Слышите похрюкивание его ручных уродов и хохот наложниц?

Это он ждет, пока мы сдохнем, надеясь, что голод сделает то, что не смогли сделать 40 000 персов. Но мы не сдохнем. Вы не сдохнете. Я, полковник Карягин, запрещаю вам дохнуть. Я приказываю вам набраться всей наглости, которая у вас есть, потому что этой ночью мы покидаем крепость и прорываемся к ЕЩЕ ОДНОЙ КРЕПОСТИ, КОТОРУЮ СНОВА ВОЗЬМЕМ ШТУРМОМ, СО ВСЕЙ ПЕРСИДСКОЙ АРМИЕЙ НА ПЛЕЧАХ. А также уродами и наложницами.

Это не голливудский боевик. Это не эпос. Это русская история, птенчики, и вы ее главные герои. Выставить на стенах часовых, которые всю ночь будут перекликаться между собой, создавая ощущение, будто мы в крепости. Мы выступаем, как только достаточно стемнеет!

Говорят, на Небесах когда-то был ангел, отвечавший за мониторинг невозможности. 7 июля в 22 часа, когда Карягин выступил из крепости на штурм следующей, еще большей крепости, этот ангел умер от о3,14зденения. Важно понимать, что к 7 июля отряд беспрерывно сражался вот уже 13-ый день и был не сколько в состоянии «терминаторы идут», сколько в состоянии «предельно отчаянные люди на одной лишь злости и силе духа движутся в Сердце Тьмы этого безумного, невозможного, невероятного, немыслимого похода».

С пушками, с подводами раненых, это была не прогулка с рюкзаками, но большое и тяжелое движение. Карягин выскользнул из крепости как ночной призрак, как нетопырь, как существо с Той, Запретной Стороны — и потому даже солдаты, оставшиеся перекликаться на стенах, сумели уйти от персов и догнать отряд, хотя и уже приготовились умереть, понимая абсолютную смертельность своей задачи.

Продвигавшийся сквозь тьму, морок, боль, голод и жажду отряд русских… солдат? Призраков? Святых войны? столкнулся с рвом, через который нельзя было переправить пушки, а без пушек штурм следующей, еще более лучше укрепленной крепости Мухраты, не имел ни смысла, ни шансов. Леса, чтобы заполнить ров, рядом не было, не было и времени искать лес — персы могли настигнуть в любую минуту. Четыре русских солдата — один из них был Гаврила Сидоров, имена остальных, к сожалению, мне не удалось найти — молча спрыгнули в ров. И легли. Как бревна. Без бравады, без разговоров, без всего. Спрыгнули и легли. Тяжеленные пушки поехали прямо по ним.

Из рва поднялись только двое. Молча.

Франц Рубо «Живой мост» 1892г.

8 июля отряд вошел в Касапет, впервые за долгие дни нормально поел, попил, и двинулся дальше, к крепости Мухрат. За три версты от нее отряд в чуть больше сотни человек атаковали несколько тысяч персидских всадников, сумевшие пробиться к пушкам и захватить их. Зря. Как вспоминал один из офицеров: «Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!»

Видимо, солдаты помнили, КАКОЙ ценой им достались эти пушки. На лафеты брызнуло красное, на это раз персидское, и брызгало, и лилось, и заливало лафеты, и землю вокруг лафетов, и подводы, и мундиры, и ружья, и сабли, и лилось, и лилось, и лилось до тех пор, пока персы в панике не разбежались, так и не сумев сломить сопротивление сотни наших.

Мухрат взяли легко, а на следующий день, 9-го июля, князь Цицианов, получив от Карягина рапорт: «Мы все еще живы и три последние недели заставляем гоняться за нами половину персидской армии. P.S. Борщ в холодильнике, персы у реки Тертары», тут же выступил навстречу персидскому войску с 2300 солдат и 10 орудиями. 15 июля Цицианов разбил и прогнал персов, а после соединился с остатками отрядами полковника Карягина.

Карягин получил за этот поход золотую шпагу, все офицеры и солдаты — награды и жалованье, безмолвно легший в ров Гаврила Сидоров — памятник в штаб-квартире полка.

P.S. В заключение считаем не лишним прибавить, что Карягин начал свою службу рядовым в Бутырском пехотном полку во время турецкой войны 1773 года, и первые дела, в которых он участвовал, были блистательные победы Румянцева-Задунайского. Здесь, под впечатлением этих побед, Карягин впервые постиг великую тайну управлять в бою сердцами людей и почерпнул ту нравственную веру в русского человека и в себя самого, с которой впоследствии он, как древний римлянин, никогда не считал своих неприятелей.

P.P.S. Согласно данным было не 40 тыс. персов против 493 солдат и офицеров полковника Карягина, а «всего» 20 тыс. персов. Напомним, что при Фермопильском сражении войско, противостоявшее персам насчитывало около 7 тыс. человек, а не 300 спартанцев. Войско персов составляло около 200 тыс. Что составляет численное преимущество персов над греками 1 к 30, в то время как армия полковника Карягина 1 к 40. С учетом действий на открытой местности, а не в узком ущелье как у греков, подвиг Карягина заставляет задумывать об уникальности этой военной компании. Сам Карягин не погиб со всеми, как Царь Леонид со своими спартанцами, а с отрядом в 100 человек пробился к войску князя Цицианова. За эту кампанию Карягин получил золотую шпагу с надписью «За храбрость».

У всех на слуху подвиг греков при Фермопилах, когда их отряд примерно в 5000 - 6000 человек задержал армию персов в 200 - 250 тыс. человек.

Отряд полковника Карягина насчитывал 500 человек против 20 тыс. персов. То есть имело место соотношение такое же, как и при Фермопилах.

Однако греки того времени - это тяжело вооруженные и хорошо организованные воины, превосходившие разношерстные и малообученные войска персов по умению и оружию.

Гоплиты на вазе времён греко-персидских войн. Вооружение: копье, короткий меч, круглый щит, шлем коринфского типа, бронзовый панцирь (кираса)

Войско Ксеркса состояло из представителей множества народов и племён, подвластных империи Ахеменидов. Воины каждой народности имели собственное оружие и доспехи. Персы и мидяне, согласно описанию Геродота, носили мягкие войлочные шапки, штаны и пёстрые хитоны. Доспехи были собраны из железных чешуек наподобие рыбьей чешуи, щиты сплетены из прутьев. На вооружении они имели короткие копья и большие луки с камышовыми стрелами. На правом бедре находился меч-кинжал. Воины других племён были вооружены значительно хуже, в основном луками, а зачастую просто дубинками и обожжёнными кольями, и одетые в медные, кожаные и даже деревянные шлемы.

Между тем у русских было две пушки, против нескольких фальконетных (малая пушка калибра 50 - 100 мм) батарей и пушек большего калибра у персов.

Русские удерживали армию персов не три дня, а три недели! В реальности битва при Фермопилах была поражением греков, удерживай они персов три недели, в армии Ксеркса начался бы голод. И он потом не захватил бы и не разграбил значительную часть Греции.

Благодаря отряду полковника Карягина, персы не только не вторглись на Кавказ, но вообще потом были разбиты… отрядом в 2400 солдат князи Цицианова!

***

В то время когда на полях Европы росла слава императора Франции Наполеона, а русские войска, сражавшиеся против французов, совершали новые подвиги во славу Русского оружия, на другом конце света, на Кавказе те же русские солдаты и офицеры вершили не менее славные дела. Одну из золотых страниц в истории Кавказских войн вписал полковник 17-го егерского полка Карягин и его отряд.

Положение дел на Кавказе в 1805 году было чрезвычайно сложное. Персидский властитель Баба-хан рвался вернуть утраченное влияние Тегерана после прихода русских на Кавказ. Толчком к войне послужило взятие войсками князя Цицианова Ганжи. Из-за войны с Францией Петербург не мог увеличить численность Кавказского корпуса, к маю 1805 в его составе было около 6000 пехоты и 1400 кавалерии. Причем войск были разбросаны на огромной территории. Из-за болезней и плохого питания был большой некомплект, так по спискам в 17-м егерском полку числилось в трех батальонах 991 рядовой, на деле в строю был 201 человек.

Узнав о появлении крупных персидских соединений, командующий русскими войсками на Кавказе князь Цицианов приказал полковнику Карягину задержать продвижение противника. 18 июня отряд выступил из Елисаветполя в Шушу, имея в составе 493 солдата и офицера и два орудия. В состав отряда входили: шефский батальон 17-го егерского полка под командой майора Котляревского, рота тифлисского мушкетерского полка капитана Татаринцова и артиллеристы подпоручика Гудим-Левковича. В это время в Шуше находился майор 17-го егерского полка Лисаневич с шестью ротами егерей, тридцатью казаками и тремя орудиями. 11 июля отряд Лисаневича отбил несколько атак персидских войск, а вскоре был получен приказ идти на соединение с отрядом полковника Карягина. Но, опасаясь восстания части населения и вероятности захвата Шуши персами, Лисаневич этого не сделал.

24 июня произошел первый бой с кавалерией персов (около 3000) форсировавшей реку Шах-Булах. Несколько атак противника пытавшегося прорвать каре были отбиты. Пройдя 14 верст отряд расположился лагерем у кургана урочища Кара-Агач-БаБа на р. Аскаран. Вдали виднелись шатры персидской армады под командованием Пир-Кули-хана, причем это был только авангард армии, которой командовал наследник персидского престола Аббас-Мирза. В этот же день Карягин послал Лисаневичу требование оставить Шушу и идти к нему, но последний в силу тяжелейшей обстановки сделать этого не мог.

Несколько раз персы предлагали командиру отряда сложить оружие, но неизменно получали отказ. Дабы не потерять единственный источник воды в ночь на 27 июня была произведена вылазка группы под командованием поручика Клюпина и подпоручика князя Туманова. Операция по уничтожению батарей противника была успешно осуществлена. Все четыре батареи были уничтожены, прислуга частью перебита, частью бежала, а фальконеты были сброшены в реку. Необходимо сказать, к этому дню в отряде осталось 350 человек, причем половина имели раны разной степени тяжести.

Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 26 июня 1805 года: " майор Котляревский три раза был командирован мною для прогнания бывшего впереди и занимавшего возвышенные места неприятеля, прогнал сильные толпы его с храбростью. Капитан Парфенов, капитан Клюкин во всем сражении в разных случаях были посылаемы мною с штуцерниками и поражали неприятеля с неустрашимостью".

На рассвете 27 июня штурм лагеря начали подошедшие основные силы персов. Атаки опять велись в течении всего дня. В четыре часа дня произошел случай навсегда оставшийся черным пятном в славной истории полка. Поручик Лисенко и шесть нижних чинов перебежали к противнику. Получив сведения о тяжелом положении русских Аббас-Мирза бросил свои войска на решительный штурм, но понеся большие потери вынужден был отказаться от дальнейших попыток сломить сопротивление отчаянной кучки людей. Ночью к персам перебежало еще 19 солдат. Понимая всю тяжесть положения, и то, что переход товарищей к врагу создает нездоровые настроения среди солдат полковник Карягин решает прорвать кольцо окружения, выйти к р. Шах-Булах и занять небольшую крепость, стоящую на ее берегу. К князю Цицианову командир отряда послал донесение, в котором писал: "…дабы не подвергнуть совершенной и окончательной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки, предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружившего со всех сторон…"

Проводником в этом отчаянном предприятии стал местный житель, армянин Мелик Вани. Оставив обоз и зарыв трофейное оружие, отряд двинулся в новый поход. Сначала двигались в полной тишине, затем произошло столкновение с конным разъездом противника и персы кинулись догонять отряд. Правда и на марше попытки уничтожить эту израненную и смертельно уставшую, но все так же боевую группу не принесли персам удачи, более того большая часть преследователей кинулась грабить пустой русский лагерь. По приданиям замок Шах-Булах бал построен шахом Надиром, а свое название получил от ручья протекавшего рядом. В замке находился персидский гарнизон (150 человек) под командованием Эмир-хана и Фиал-хана, предместья занимали посты противника. Увидев русских, часовые подняли тревогу и открыли огонь. Раздались выстрелы русских орудий, метко пущенное ядро разбило ворота, и русские ворвались в замок. В рапорте от 28 июня 1805 года Карягин сообщал: "…крепость взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею. С неприятельской же стороны убиты оба хана…Расположась в крепости, ожидаю повелений вашего сиятельства". К вечеру в строю было только 179 человек, и 45 зарядов для пушек. Узнав об этом, князь Цицианов писал Карягину: "В отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат, а Бога прошу подкрепить Вас" .

Между тем наши герои страдали от отсутствия продовольствия. Достать припасы вызвался все тот же Мелик Вани, которого Попов называет "Добрый гений отряда". Самое удивительное, отважный армянин великолепно справился с этой задачей, повторная операция так же принесла свои плоды. Но положение отряда становилось все тяжелее, тем более к укреплению подошли персидские войска. Аббас-Мирза попытался с ходу выбить русских из укрепления, но его войска понесли потери и вынуждены были перейти к блокаде. Будучи уверен, что русские в ловушке Аббас-Мирза предложил им сложить оружие, но получил отказ.

Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 28 июня 1805 года: "Тифлисского мушкетерского полка подпоручик Жудковский, который несмотря на рану, вызвался охотником при взятии батарей и поступил как храбрый офицер, и 7-го артиллерийского полка подпоручик Гудим-Левкович, который, когда почти все канониры его были изранены, сам заряжал орудия и подбил лафет под неприятельскою пушкою".

Карягин решается на еще более невероятный шаг, пробиться сквозь полчища неприятеля к не занятой персами крепости Мухрат. 7 июля в 22.00 начался это марш, на пути следования отряда возник глубокий овраг с крутыми склонами. Люди и лошади могли его преодолеть, а вот орудия? Тогда рядовой Гаврила Сидоров спрыгнул на дно рва, за ним еще десяток солдат. Первое орудие как птица перелетело на другую сторону, второе сорвалось и колесо ударило рядового Сидорова в висок. Похоронив героя, отряд продолжил свой марш. Есть несколько версий этого эпизода: "…отряд продолжал движение, спокойно и беспрепятственно, пока находившиеся при нем, две пушки не были остановлены небольшим рвом. Леса, чтобы сделать мост, по близости не было; четверо солдат добровольно вызвались пособить делу, перекрестясь легли в ров и по ним перевезли орудия. Двое остались живы, а двое за геройское самопожертвование заплатили жизнью".

"Живой мост, эпизод из похода полковника Карягина в Мухрат в 1805 году". Франц Рубо

8 июля отряд пришел в Ксапет, отсюда Карягин отправил вперед подводы с ранеными под командой Котляревского, а сам двинулся за ними. В трех верстах от Мухрат на колонну кинулись персы, но были отбиты огнем и штыками. Один из офицеров вспоминал: "…но лишь только Котляревский успел от нас отдалиться, как мы жестоко были атакованы несколькими тысячами персиян, и натиск их был так силен и внезапен, что они успели захватить обе наши пушки. Это уже совсем не штука. Карягин закричал: "Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!" Все бросились как львы, и тотчас штыки наши открыли дорогу". Пытаясь отрезать русских от крепости, Аббас-Мирза послал кавалерийский отряд для ее захвата, но и здесь персы потерпели неудачу. Инвалидная команда Котляревского отбросила персидских всадников. К вечеру в Мухрат пришел и Карягин, по данным Бобровского это произошло в 12.00.

Получив рапорт от 9 июля, князь Цицианов собрал отряд в 2371 человек при 10 орудиях и вышел навстречу Карягину. 15 июля отряд князя Цицианова, отбросив персов от реки Тертара, расположился лагерем у селения Мардагишти. Узнав об этом, Карягин ночью оставляет Мухрат и идет на соединение со своим командующим.

Совершив этот удивительный марш отряд полковника Карягина в течение трех недель приковал к себе внимание почти 20000 персов и не позволил им идти в глубь страны. За этот поход полковник Карягин был награжден золотой шпагой с надписью "за храбрость". Павел Михайлович Карягин на службе с 15 апреля 1773 года (Смоленская монетная рота), с 25 сентября 1775 года сержант Воронежского пехотного полка. С 1783 года подпоручик Белорусского егерского батальона (1-й батальон Кавказского егерского корпуса). Участник штурма Анапы 22 июня 1791 года, получил чин майора. Начальник обороны Памбака в 1802 году. Шеф 17-го егерского полка с 14 мая 1803 года. За штурм Гянжи удостоин ордена Святого Георгия 4-й степени.

Поздняя серебряная медаль "За Персидскую войну" в 1826 - 1828 гг.

Майор Котляревский награжден орденом Святого Владимира 4-й степени, оставшиеся в живых офицеры орденами Святой Анны 3-й степени. Не остался без награды и Аванес Юзбаши (мелик Вани), он был произведен в прапорщики и получил 200 рублей серебром в пожизненную пенсию. Подвиг рядового Сидорова в 1892 году, в год 250-летия полка был увековечен в памятнике установленном в штаб-квартире Эриванцев Манглисе.

Использованная литература

1. Попов К. Храм Славы. Т. 1. - Париж, 1931. . - С. 142.

2. Попов К. Указ. соч. - С.144.

3. Бобровский П.О. История 13-го Лейб-Гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. Т. 3. - СПб, 1893. - С. 229.

4. Попов К. Указ соч. - С.146.

5. Висковатов А. Подвиги русских за Кавказом в 1805 году // Северная Пчела, 1845. - С.99-101.

6. Библиотека для чтения // Быт русского дворянина в разные эпохи его жизни. Т.90. - СПб, 1848. - С.39.

В то время, когда на полях Европы росла слава императора Франции Наполеона, а русские войска, сражавшиеся против французов, совершали новые подвиги во славу Русского оружия, на другом конце света, на Кавказе, те же русские солдаты и офицеры вершили не менее славные дела. Одну из золотых страниц в истории Кавказских войн вписал полковник 17-го егерского полка Карягин и его отряд.

Положение дел на Кавказе в 1805 году было чрезвычайно сложное. Персидский властитель Баба-хан рвался вернуть утраченное влияние Тегерана после прихода русских на Кавказ. Толчком к войне послужило взятие войсками князя Павла Дмитриевича Цицианова Ганжи. Из-за войны с Францией Петербург не мог увеличить численность Кавказского корпуса, к маю 1805 в его составе было около 6000 пехоты и 1400 кавалерии. Причем войска были разбросаны на огромной территории. Из-за болезней и плохого питания был большой некомплект, так по спискам в 17-м егерском полку числилось в трех батальонах 991 рядовой, на деле в строю был 201 человек.

Узнав о появлении крупных персидских соединений, командующий русскими войсками на Кавказе князь Цицианов приказал полковнику Карягину задержать продвижение противника. 18 июня отряд выступил из Елисаветполя в Шушу, имея в составе 493 солдата и офицера и два орудия. В состав отряда входили: шефский батальон 17-го егерского полка под командой майора Петра Степановича Котляревского, рота тифлисского мушкетерского полка капитана Татаринцова и артиллеристы подпоручика Гудим-Левковича. В это время в Шуше находился майор 17-го егерского полка Лисаневич с шестью ротами егерей, тридцатью казаками и тремя орудиями. 11 июля отряд Лисаневича отбил несколько атак персидских войск, а вскоре был получен приказ идти на соединение с отрядом полковника Карягина. Но, опасаясь восстания части населения и вероятности захвата Шуши персами, Лисаневич этого не сделал.

24 июня произошел первый бой с кавалерией персов (около 3000) форсировавшей реку Шах-Булах. Несколько атак противника, пытавшегося прорвать каре, были отбиты. Пройдя 14 верст, отряд расположился лагерем у кургана урочища Кара-Агач-БаБа на реке Аскаран. Вдали виднелись шатры персидской армады под командованием Пир-Кули-хана, причем это был только авангард армии, которой командовал наследник персидского престола Аббас-Мирза. В этот же день Карягин послал Лисаневичу требование оставить Шушу и идти к нему, но последний в силу тяжелейшей обстановки сделать этого не мог.

В 18.00 персы начали штурмовать русский лагерь, атаки с перерывом продолжались до самой ночи. Понеся большие потери, персидский военачальник отвел свои отряды на высоты вокруг лагеря, для ведения обстрела персы установили четыре фальконетных батареи. С раннего утра 25 июля началась бомбардировка нашего расположения. По воспоминаниям одного из участников боя: «Положение наше было весьма и весьма незавидное и становилось час от часу хуже. Нестерпимый зной истощал наши силы, жажда нас мучила, а выстрелы с неприятельских батарей не умолкали…». Несколько раз персы предлагали командиру отряда сложить оружие, но неизменно получали отказ. Дабы не потерять единственный источник воды, в ночь на 27 июня была произведена вылазка группы под командованием поручика Клюпина и подпоручика князя Туманова. Операция по уничтожению батарей противника была успешно осуществлена. Все четыре батареи были уничтожены, прислуга частью перебита, частью бежала, а фальконеты были сброшены в реку. Необходимо сказать, к этому дню в отряде осталось 350 человек, причем половина имели раны разной степени тяжести.

Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 26 июня 1805 года: «Майор Котляревский три раза был командирован мною для прогнания бывшего впереди и занимавшего возвышенные места неприятеля, прогнал сильные толпы его с храбростью. Капитан Парфенов, капитан Клюкин во всем сражении в разных случаях были посылаемы мною с штуцерниками и поражали неприятеля с неустрашимостью».

На рассвете 27 июня штурм лагеря начали подошедшие основные силы персов. Атаки опять велись в течении всего дня. В четыре часа дня произошел случай навсегда оставшийся черным пятном в славной истории полка. Поручик Лисенко и шесть нижних чинов перебежали к противнику. Получив сведения о тяжелом положении русских Аббас-Мирза бросил свои войска на решительный штурм, но понеся большие потери, вынужден был отказаться от дальнейших попыток сломить сопротивление отчаянной кучки людей. Ночью к персам перебежало еще 19 солдат. Понимая всю тяжесть положения, и то, что переход товарищей к врагу создает нездоровые настроения среди солдат, полковник Карягин решает прорвать кольцо окружения, выйти к реке Шах-Булах и занять небольшую крепость стоящую на ее берегу. К князю Цицианову командир отряда послал донесение, в котором писал: «…дабы не подвергнуть совершенной и окончательной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки, предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружившего со всех сторон…».

Проводником в этом отчаянном предприятии стал местный житель, армянин Мелик Вани. Оставив обоз и зарыв трофейное оружие, отряд двинулся в новый поход. Сначала двигались в полной тишине, затем произошло столкновение с конным разъездом противника и персы кинулись догонять отряд. Правда и на марше попытки уничтожить эту израненную и смертельно уставшую, но все так же боевую группу не принесли персам удачи, более того – большая часть преследователей кинулась грабить пустой русский лагерь. По приданиям замок Шах-Булах бал построен шахом Надиром, а свое название получил от ручья протекавшего рядом. В замке находился персидский гарнизон (150 человек) под командованием Эмир-хана и Фиал-хана, предместья занимали посты противника. Увидев русских, часовые подняли тревогу и открыли огонь. Раздались выстрелы русских орудий, метко пущенное ядро разбило ворота, и русские ворвались в замок. В рапорте от 28 июня 1805 года Карягин сообщал: «…крепость взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею. С неприятельской же стороны убиты оба хана… Расположась в крепости, ожидаю повелений вашего сиятельства». К вечеру в строю было только 179 человек, и 45 зарядов для пушек. Узнав об этом, князь Цицианов писал Карягину: «В отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат, а Бога прошу подкрепить Вас».

Между тем наши герои страдали от отсутствия продовольствия. Достать припасы вызвался все тот же Мелик Вани, которого Попов называет «Добрый гений отряда». Самое удивительное, отважный армянин великолепно справился с этой задачей, повторная операция так же принесла свои плоды. Но положение отряда становилось все тяжелее, тем более к укреплению подошли персидские войска. Аббас-Мирза попытался с ходу выбить русских из укрепления, но его войска понесли потери и вынуждены были перейти к блокаде. Будучи уверен, что русские в ловушке, Аббас-Мирза предложил им сложить оружие, но получил отказ.

Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 28 июня 1805 года: «Тифлисского мушкетерского полка подпоручик Жудковский, который несмотря на рану, вызвался охотником при взятии батарей и поступил как храбрый офицер, и 7-го артиллерийского полка подпоручик Гудим-Левкович, который, когда почти все канониры его были изранены, сам заряжал орудия и подбил лафет под неприятельскою пушкою».

Карягин решается на еще более невероятный шаг, пробиться сквозь полчища неприятеля к не занятой персами крепости Мухрат. 7 июля в 22.00 начался это марш, на пути следования отряда возник глубокий овраг с крутыми склонами. Люди и лошади могли его преодолеть, а вот орудия? Тогда рядовой Гаврила Сидоров спрыгнул на дно рва, за ним еще десяток солдат. Первое орудие как птица перелетело на другую сторону, второе сорвалось и колесо ударило рядового Сидорова в висок. Похоронив героя, отряд продолжил свой марш. Есть несколько версий этого эпизода: «…отряд продолжал движение, спокойно и беспрепятственно, пока находившиеся при нем две пушки не были остановлены небольшим рвом. Леса, чтобы сделать мост, по близости не было. Четверо солдат добровольно вызвались пособить делу, перекрестясь легли в ров, и по ним перевезли орудия. Двое остались живы, а двое за геройское самопожертвование заплатили жизнью».

8 июля отряд пришел в Ксапет, отсюда Карягин отправил вперед подводы с ранеными под командой Котляревского, а сам двинулся за ними. В трех верстах от Мухрат на колонну кинулись персы, но были отбиты огнем и штыками. Один из офицеров вспоминал: «…но лишь только Котляревский успел от нас отдалиться, как мы жестоко были атакованы несколькими тысячами персиян, и натиск их был так силен и внезапен, что они успели захватить обе наши пушки. Это уже совсем не штука. Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед, спасайте пушки!» Все бросились как львы, и тотчас штыки наши открыли дорогу». Пытаясь отрезать русских от крепости, Аббас-Мирза послал кавалерийский отряд для ее захвата, но и здесь персы потерпели неудачу. Инвалидная команда Котляревского отбросила персидских всадников. К вечеру в Мухрат пришел и Карягин, по данным Бобровского это произошло в 12.00.

Совершив этот удивительный марш, отряд полковника Карягина в течении трех недель приковал к себе внимание почти 20000 персов и не позволил им идти в глубь страны. За этот поход полковник Карягин был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Павел Михайлович Карягин на службе с 15 апреля 1773 года (Смоленская монетная рота), с 25 сентября 1775 года сержант Воронежского пехотного полка. С 1783 года подпоручик Белорусского егерского батальона (1-й батальон Кавказского егерского корпуса). Участник штурма Анапы 22 июня 1791 года, получил чин майора. Начальник обороны Памбака в 1802 году. Шеф 17-го егерского полка с 14 мая 1803 года. За штурм Ганжи удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.

— Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre [...] je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami [...] (Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война [...] я вас больше не знаю, вы уж не друг мой [...])".
"Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер" 1 .

Те, кто не остановился на первой странице "Войны и мира", помнят, что война с Францией - которой так жаждала собеседница князя Василия Куракина - вскоре действительно началась. Геройское дело князя Багратиона при Шёнграбене, разгром русских при Аустерлице - до всех этих прогремевших в центре Европы событий оставалось три - пять месяцев.

Но и в тот день, когда m-me Sсherer еще только мечтала о войне, таковая с участием русских уже шла. Только в местах, обществу совсем еще не известных - за "стеной Кавказа", в Карабахе. И подвиг, совершенный там русскими как раз в июне - июле 1805-го, - еще более впечатляющий, чем шёнграбенский - остался тогда русским обществом не замечен.

Подвиг описан в рапортах командира отряда, которые подтверждаются независимым источником - воспоминаниями участника событий (как думают, офицера Петра Ладинского). И все равно в случившееся трудно поверить...

Начало лета 1805 года. Диспозиция

К русско-иранской войне 1804 - 1813 гг. привело присоединение в 1801 г. Россией Восточной Грузии - земли, которую Иран (до 1935 г. звавшийся у нас Персией) считал своей сферой влияния. Попытку персов вторгнуться туда в 1804 г. русские сорвали, но летом 1805-го шах Фетх-Али вновь двинул войска в Карабах, чтобы пройти в Грузию и очистить ее от русских.

Армия вторжения (ею командовал наследный принц Аббас-Мирза) насчитывала порядка 30 - 40 тысяч человек. У русских же в Закавказье имелось лишь немногим более 8000 2 - и то разбросанных на большом пространстве. Надо было охранять Грузию и от дагестанцев-лезгин, и от вассалов Ирана - азербайджанских ханов. Надо было контролировать только что присоединенные ханства - Гянджинское и Карабахское...

Надежды на подкрепления отпадали: близится война с Наполеоном, значит, свободных войск у России не будет.

Сама Россия далеко, за высокими горами. Туда ведет лишь ниточка Военно-Грузинской дороги, которую того и гляди перережут "немирные" горцы.

Надо рассчитывать только на себя.

И тогда главнокомандующий в Грузии генерал-лейтенант князь Петр Цицианов направляет навстречу Аббас-Мирзе из Елисаветполя (ныне Гянджа) в Шушу отряд шефа 17-го егерского полка полковника Павла Карягина. (Шефы тогда фактически и командовали полками.)

В отряде 493 солдата и офицера - сильно прореженные болезнями батальон 17-го егерского, рота Тифлисского мушкетерского и команда 7-го артиллерийского полка. И два орудия 3 .

Карягин должен дать Цицианову возможность собрать разрозненные силы. А для этого, соединившись в Шуше с еще шестью ротами 17-го егерского и доведя свое войско аж до тысячи человек, задержать персов.

Не то тридцать, не то сорок тысяч...

Начало лета 1805 года. Личный состав

Тогдашний русский солдат не был ангелом.

Он сыпал циничными поговорками, бесцеремонно вымогал на постое у "мужичья" то одно, то другое и тащил у обывателя все, что плохо лежало. Обычным делом были побеги. Из 475 нижних чинов карягинского отряда в ходе боев дезертировали 56 4 - каждый девятый!

Но в строю солдаты были крепко скованы дисциплиной, насаждавшейся годами, последовательно и жестко. Дисциплину подкрепляло то, о чем мы не всегда помним - стремление не подвести товарищей 5 , особенно понятное вдалеке от России.

И в бой шла крепкая сила, стойкое "солдатство".

Карягинские офицеры - дети мелкопоместных дворян или выслуживших только личное дворянство чиновников - не кончали кадетских корпусов. "По-российски читать и писать умеет" - вот и все их образование. Но для той эпохи этого худо-бедно хватало, а дальше школой была служба на Кавказе. Там, где русские часто действовали мелкими отрядами, где враг всегда превосходил числом, а политическая обстановка была вечно запутана, - там командир должен был никогда не теряться и думать своей головой.

Командир егерского батальона Петр Котляревский из 16-летнего сержанта стал в этой школе 27-летним майором.

Прошел ее и Павел Михайлович Карягин.

54-летний вдовец, сын офицера, выслужившего своей семье потомственное дворянство, он родился, очевидно, на Смоленщине, так как службу начал с поступления в 1773 г. рядовым в Смоленскую монетную роту - охранявшую монетный двор в селе Поречье (ныне город Демидов).

Крепостных и недвижимости не имел.

Зато на Кавказе служил с 1783-го, а в Грузии воевал еще в 1784 - 1787 гг. подпоручиком Белорусского егерского батальона 6 .

В 1791-м брал у турок Анапу.

В 1796-м ходил в Персидский поход.

В 1804-м, 52 лет от роду, под камнями и стрелами вскарабкался со своими егерями на стену азербайджанской крепости Гянджа.

И как каждый тогдашний офицер, знал о себе прежде всего то, что он "ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, ГОСУДАРЯ своего слуга".

24 июня 1805 года. Бой

Большая часть пути осталась позади, когда утром 24 июня 1805 года, за рекой Шах-Булах отряд Карягина был атакован авангардом Аббас-Мирзы. До 3000 конников налетали на горсточку русских то с одной стороны, то с другой.

Но горсточка - регулярное войско! Несколько команд - и вот она уже идет в строю каре, четырехугольником, встречая врага залпами, откуда бы тот ни появился. "Плюясь" (как сетовали во времена Суворова турки) огнем, идут (а это уже выражение персов) "неприступные движущиеся стены" 7 .

Верх у стен черный (это цилиндрические шляпы и шапки).

Низ - белый (летние панталоны).

Середка - цветная. У трех стен - светло-зеленая, с линией фиолетовых воротников. Это егеря 17-го полка. У четвертой - темно-зеленая, с линиями синих воротников и светло-малиновых погон. Это тифлисцы капитана Татаринцова. После его ранения этим фасом каре командует егерь, поручик Рафаил Егулов.

У персов - фитильные ружья образца XVI века. Поэтому по сторонам каре идут цепочки егерей с нарезными штуцерами. С дальних дистанций они бьют врага на выбор, сами оставаясь неуязвимыми.

Левую цепь ведет подпоручик князь Семен Туманов 1-й (Симеон Туманишвили). Правую - поручик Емельян Лисенко. Время от времени высылаются новые партии штуцерных; их возглавляют капитаны Алексей Клюкин и Иван Парфёнов и поручик Яков Кулябка 2-й.

Трижды Карягин высылает часть егерей очистить командующие над дорогой высоты. Эту горсть стрелков в рассыпном строю ведет на азиатские толпы будущий "кавказский Суворов" - майор Петр Котляревский.

С приказаниями ему и с донесениями от него скачет поручик Матвей Павленко.

Так, с боем, отряд движется шесть часов - 14 верст.

Под вечер, дойдя до реки Аскарань, Карягин останавливается на отдых в урочище Кара-агач-Баба, на холме, посреди обнесенного рвом мусульманского кладбища.

Но здесь на него наваливаются главные силы Аббас-Мирзы.

Это от 10 до 15 000 человек, а у Карягина осталось в строю около 300 8 .

Однако европейское качество снова берет верх над азиатским количеством. Через три часа, когда все атаки персов отбиты огнем, оказывается, что за весь день русские истратили в среднем всего по 23 патрона на стрелка 9 !

"За ученого трех неученых дают, нам мало трех, давай нам 6, нам мало 6-ти, давай нам 10 на одного; всех побьем, повалим, в полон возьмем!" 10

Эти суворовские слова - не прибаутки, а выведенная на практике формула.

27 июня. Штыковая атака

Шуша - в 25 верстах, и Карягин уверен, что пробился бы туда. Но перебито много лошадей, их не хватит для перевозки раненых, а раненых уже треть отряда. И полковник решает держаться на кладбище, пока из Шуши не подойдет майор Лисаневич с его шестью ротами.

Кладбищенский ров дополняют земляным валом. Но он не спасает от зноя, жажды и ядер малокалиберных пушек - фальконетов, несколько батарей которых персы установили на окрестных высотах. Вечером 26 июня фальконеты не дают уже подойти к единственному ручью, и Карягин организует вылазку.

"Рота, слушай команду: крестись, вперед, с Богом!" - командует капитан Клюкин. (Еще год назад он служил в гарнизонном батальоне в глубине России.)

И егеря штыковой атакой захватывают четыре батареи с 15 фальконетами 11 .

Но 27-го враг явно решает покончить с отрядом. Артиллерийский обстрел и атаки конницы длятся весь день. У русских уже мало боеприпасов и медикаментов. Потери растут, дважды контуженный Карягин ранен в спину. Четырежды контуженный артиллерийский подпоручик Сидор Гудим-Левкович, у которого убиты или ранены 22 из 23 канониров 12 , сам заряжает и наводит оба орудия.

А майора Лисаневича все нет.

Он так и не решится оставить без войск Шушу...

56 егерей и мушкетер перебегают к персам. И - случай до сих пор не объясненный, но ясно говорящий о тяжести ситуации - уходит к врагу герой боя 24 июня поручик Лисенко.

И тогда Карягин диктует, составляя очередной рапорт Цицианову: "Чтобы спасти людей и пушки [...], предпринял твердое решение пробиться с отважностию сквозь многочисленного неприятеля [...] в намерении взять на Шах-Булахе крепость" 13 . В крепости обороняться легче.

Отряд, находящийся на краю гибели, собирается атаковать!

Но враг этого не ожидает - а это уже залог успеха. Особенно если враг недисциплинирован (и потому впечатлителен).

О сражении с Аббас-Мирзой, заканчивает будничным тоном полковник, подробно донесу уже из захваченной крепости...

7 июля. Прорыв из крепости Шах-Булах

В ночь на 28 июня отряд выступает к крепости Шах-Булах. Лошадей хватает только для тяжелораненых, обоз приходится бросить. Тем не менее обнаружившая уход русских персидская конница опять не может одолеть регулярное каре.

На рассвете показывается крепость. Персов там человек 150, но они за высокой каменной стеной с шестью башнями.

"Вперед, вперед, с Богом!" - подает свою обычную команду 14 Карягин.

Русское ядро разносит ворота - и туда, за майором Котляревским, устремляются фиолетовые воротники. Две пули попадают майору в ногу, заряд ружейной картечи - в руку, но егерей увлекают за собой штабс-капитан Федор Вихляев, подпоручик Астафий Чичканев - и Шах-Булах взят.

А два часа спустя русским приходится уже самим отражать штурм: к Шах-Булаху подоспел Аббас-Мирза.

Но персы - не русские. Их сбрасывают со стен, и принц вынужден ограничиться блокадой крепости частью своих сил. К 1 июля карягинцы начинают есть траву и конину. И поздно вечером 7 июля Карягин скрытно начинает прорыв в новый опорный пункт - пустующую крепостцу Мухрат, что в 30 верстах. Персы не замечают его ухода.

На рассвете 8 июля отряд останавливается перед глубокой, в рост человека, промоиной. Она слишком широка, чтобы через нее можно было перевезти орудия.

Обойти ее нельзя, деревьев для постройки моста поблизости нет.

И тогда, по почину егеря Гаврилы Сидорова, строится "живой мост".

На дне промоины сгрудились егеря. Это опоры моста.

В дно воткнуты штыками ружья. Это дополнительные опоры.

На плечи егерей и на приклады ружей положены другие ружья. Это настил моста.

По этому настилу и катят 8-фунтовый единорог и 6фунтовую пушку.

Первый весит 524 килограмма. Вторая могла весить до тонны 15 .

Но "живые сваи" остаются живы.

Кроме Гаврилы Сидорова.

Соскочившее-таки с настила колесо ударило его в висок.

15 июля. Победа

Спохватившийся, наконец, Аббас-Мирза бросает в погоню конницу. Одна ее часть устремляется к Мухрату, но крепость уже занял высланный вперед на подводах отряд Котляревского. В нем лишь раненые, но попытка персов ворваться в Мухрат отбита!

Еще до 1500 конников набрасываются на главные силы Карягина. Снова, как и 24 июня, те идут, отражая огнем бесчисленные наскоки. Снова персы ничего не могут поделать с регулярным войском.

И после занятия Карягиным Мухрата сын шаха смирился с судьбой - оставив у крепостцы только наблюдательный отряд.

Карягин же получил у армян продовольствие, а 15 июля соединился с подошедшими, наконец, войсками Цицианова.

Задержав врага до подхода главных сил, он спас Грузию от персидского нашествия. После подхода Цицианова персы были разгромлены (28 июля, под Дзегамом) и ушли в свои пределы.

Из 493 карягинцев погибли 90, дезертировали или были пленены 58, а из оставшихся 345 было больше половины раненых. Из 16 (без изменника Лисенко) офицеров ранений или контузий не имели лишь трое 16 .

Эпилог

Долго переносить подобные труды в Закавказье тогда удавалось мало кому.

Полковника Павла Михайловича Карягина уже в июне 1807-го сведет в могилу "желтая лихорадка".

Майора Алексея Ивановича Клюкина в 1808-м уволят из-за ранений в отставку.

Майора Рафаила Сергеевича Егулова в 1811-м уволят из-за ранений в отставку.

Генерал-лейтенанта Петра Степановича Котляревского - извлеченного из-под груды тел во взятой им крепости Ленкорань - в 1813-м уволят из-за ранений в отставку. И еще тридцать восемь лет, до самой смерти, он будет мучиться от болей в раздробленной челюсти.

Майора Матвея Алексеевича Павленко в 1814-м уволят из-за ранений в отставку.

Майора Якова Осиповича Кулябку в 1815-м уволят из-за ранений в отставку.

Подполковника Ивана Ивановича Парфёнова похоронят уже в 1816-м.

Полковника Петра Антоновича Ладинского в 1822-м уволят из-за болезни в отставку.

17-й егерский и Тифлисский мушкетерский полки после ряда переименований станут в 1864 г. 13м лейб-гренадерским Эриванским и 15м гренадерским Тифлисским. Вместе они выйдут и на Первую мировую войну.

А 16 октября 1914-го близ польского города Сувалки, в атаке, которая сорвет прорыв немцев на стыке двух русских корпусов, погибнет гренадер 9-й роты Эриванского полка Гаврила Сидоров. Однофамилец и одноименец Гаврилы Сидорова из "живого моста". Немецкая пуля попадет ему прямо в сердце 17 .

Примечания
1. Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собр. соч. В 20 тт. Т. 4. М., 1961. С.7.
2. Бобровский П.О. История 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642 - 1892. Ч. 3. Егеря (1786 - 1816). СПб., 1893. С. 220, 221, 226.
3. Там же. прилож. С. 310.
4. Подсчитано по: Там же. С. 226, 227; прилож. С. 310.
5. Ливен Д. Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807 - 1814. М., 2012. С. 81-82.
6. См.: Бобровский П.О. Указ. соч. Прилож. С. 232-233.
7. Там же. С. 218.
8. Там же. С. 224, 226; прилож. С. 311.
9. Подсчитано по: Там же. Прилож. С. 310-311.
10. А.В. Суворов. Документы. Т. III. 1791 - 1798. М., 1952. С. 508.
11. Бобровский П.О. Указ. соч. С. 226.
12. Подсчитано по: Там же. Прилож. С. 310-311.
13. Цит. по: там же. С. 227.
14. См.: там же. С. 229, 233, 238.
15. С лафетом. См.: Нилус А.А. История материальной части артиллерии. Т. I. СПб., 1904. С. 258; Широкорад А.Б. Энциклопедия отечественной артиллерии. Мн., 2000. С. 35.
16. Бобровский П.О. Указ. соч. С. 235; Прилож. С. 311-312.
17. Лейб-эриванцы в Великой войне. Материалы для истории полка в обработке полковой исторической комиссии. Париж, 1959. С. 35.