Что сейчас происходит в Чернобыле (фото). Длинная тень Чернобыля (20 фото)

Сергей Шаршун, начальник цеха радиационной безопасности Чернобыльской АЭС, сидит у себя дома в гостиной и гладит белую кошку. То, что происходило на станции после аварии, он помнит настолько четко, как будто это было вчера.

В покинутом после аварии на Чернобыльской АЭС украинском городе Припять природа взяла верх над укладом жизни человека. Деревья пробились сквозь асфальт, улицы заросли бурьяном. Но даже сегодня заметно, насколько комфортным был город: парк аттракционов соседствует с Домом культуры, люди могли поплавать в бассейне и отдохнуть в кафе, на работу сотрудников станции возили на автобусе

Особенно в память врезался один момент. Из-за радиации нельзя было садиться на землю, класть на нее сумки. Но через несколько недель сотрудники станции оказались в лесу:

— Я четко запомнил на всю жизнь, как тогда сделал усилие, чтобы сесть на землю. Но когда сел — ощутил вокруг себя всю красоту жизни.

Начальник цеха радиационной безопасности Чернобыльской АЭС Сергей Шаршун, 57 лет, до аварии жил в Припяти

Как люди жили в Припяти

Сергей Шаршун на Чернобыльской АЭС проработал 35 лет. Начинал с рабочих должностей, был заместителем директора, сейчас возглавляет цех радиационной безопасности. Связать свою жизнь с атомной энергетикой он решил после школы, поступив в Одесский политехнический институт.

После учебы распределился на Чернобыльскую АЭС и приехал с будущей женой в украинский город атомщиков Припять. Он находится в трех километрах от станции.

Сегодня в этом городе — никого, кроме журналистов, которые работают над материалами к годовщине аварии, и туристов. Сквозь заросшие дорожки еле виден асфальт, деревья и кусты разрослись так, что не веришь, что когда-то здесь жил человек. Табличек с названиями улиц на многих домах уже нет.

Парк аттракционов в Припяти заброшен

Возле мебельного магазина стоят несколько кресел, стол, на нем бутылка из-под виски. Говорят, что у бывших жителей города принято по приезде вспоминать молодость. Хотя по правилам пребывания в Припяти пить, есть и курить нельзя.

В местном Доме культуры сохранились агитационные советские плакаты, на одном из домов надпись: «Хай буде атом работником, а не солдатом».

Ощущение, что попал в апокалиптический фильм совсем без хеппи-энда. А ведь еще на момент аварии 1986 года в городе было около 49 тысяч жителей.

— Вон там кафе работало, дальше — горисполком, а около дороги — речной портик, — ведет нас к своему бывшему дому Сергей Шаршун. — Работа была хорошая, городок приличный… Жизнь не то чтобы удалась, но хороший толчок был. Куча друзей, ровесники.

Подходим к дому — улица Героев Сталинграда, 5, квартира 70. Сергей Шаршун вспоминает, как ему дали двухкомнатную на первом этаже, а коллеге — на девятом. Но тот расстроился, так как у жены были слабые ноги и в случае чего было бы тяжело подниматься. Сергей Владимирович решил махнуться не глядя.

В Припяти было удобно жить. Эту фразу Сергей Шаршун повторяет несколько раз. В выходные он вместе с женой и дочерью ездил в Киев или Чернигов. Туда ходили автобусы, а до столицы Украины — и теплоход «Ракета».

Люди были полны надежд на светлое будущее, высокие зарплаты на станции позволяли ни в чем себе не отказывать, в магазинах — все было. Сотрудники станции верили, что делают полезное дело. Мечта про счастливую жизнь в Советском Союзе на какое-то время воплотилась как минимум на территории одного небольшого города.

В покинутых домах осталось много фортепиано

Что происходило на станции после аварии

26 апреля 1986 года, когда произошла авария на станции, у Сергея Шаршуна был выходной. С утра вместе с семьей и родными жены, которые приехали погостить из Молдовы, они пошли на речку на пикник. Сидя на пляже, заметили дым, который шел из четвертого энергоблока.

— Я понимал, что что-то случилось. Когда возвращались домой, кто-то из прохожих сказал, что на блоке авария. Мы зашли в подъезд, там я уже пообщался с коллегами. Они рассказали, что раскрылся реактор. Мы еще с женой пошли на балкон и смотрели на сияние, которое струилось над энергоблоком, — вспоминает он.

Первое, что они тогда сделали, — накапали в воду йода и выпили, убрали ковры, вымыли полы и закрыли форточки. Осознали, что действительно произошло что-то серьезное, только ночью, когда над станцией начали летать вертолеты. Какой уровень радиации в городе, не понимали, но знали, что в районе энергоблока можно получить смертельную дозу.

С балкона квартиры семьи Шаршун виден четвертый энергоблок, где произошла авария

27 апреля в городе объявили эвакуацию: ходили по подъездам, просили людей взять с собой документы и одежду и подходить к месту отправления автобуса. Людей развозили по деревням в 40−50 километрах от станции. Но все были уверены, что уезжают на несколько дней, только на майские праздники.

Сегодня Сергей Шаршун уверен, что людям, которых могла затронуть авария, нужно было сразу сказать, чтобы они прекратили ходить по улицам, сделали влажную уборку в квартирах и домах, провели йодную профилактику и ждали эвакуации. Этого власти не сделали. Почему? Возможно, сдержало то, что об аварии в СССР могли узнать во всем мире и, не понимая масштабов произошедшего, хотели ликвидировать последствия трагедии.

Его семью эвакуировали, сам же Сергей Владимирович вечером 27 апреля поехал на работу. Тогда он был ведущим инженером на третьем энергоблоке.

В зданиях блоков станции — панорамные окна в некоторых коридорах. После аварии по ним приходилось перемещаться перебежками, чтобы радиация не успевала подействовать на организм человека

— На работе было много военных, других незнакомых людей. Я тогда работал на третьем блоке, но дойти до него не дали из-за высокого уровня радиации. С нами провели инструктаж, выдали респиратор в виде лепестка, перчатки. Добираться до рабочего места пришлось мелкими перебежками, пригибаясь, по коридору с панорамными стеклами. Так я дошел до третьего блока. Моя задача была расхолаживать реактор. Это я и делал, — говорит он.

Паники среди коллег в тот день Сергей Владимирович не заметил, но некоторые на работу не пришли, их потом искали. Если бы такая авария произошла сегодня, он уверен, что на работу пришло бы гораздо меньше людей.

— У нас воспитание было другое. Мы были более патриотичными и говорили себе: если не мы, то кто? И это реально. Это мы четко понимали. С одной стороны, это был наш долг — пойти на работу и минимизировать последствия аварии, с другой — должны были отстоять честь профессии, — рассуждает Сергей Шаршун.

Масштаб аварии, который произошел, по мнению собеседника, был несоизмерим с тем, какие ситуации они проигрывали.

На втором энергоблоке сегодня

— Это была запроектная авария, когда раскрылся реактор. Мы же моделировали ситуации, когда радиация не выходит за пределы станции. С моей точки зрения, авария произошла из-за маловероятного стечения обстоятельств. Реактор выводили в ремонт и перед этим проводили испытания. Решили проверить, сколько времени отсосы будут гонять воду. Реактор тогда стоял на минимуме мощности. Что-то пошло не так, и он заглох. Дали команду вывести его на определенный уровень. Чтобы это сделать, вытащили большее, чем разрешено, количество стержней-поглотителей. Произошел взрыв, — анализирует он.

Сегодня на станции делают укрытие для взорвавшегося реактора

Ночевать дома в Припяти тогда сотрудникам станции запретили. Сначала они жили в одном пионерском лагере, потом — в другом, затем — в каютах на кораблях недалеко от Киева. На работу возили на автобусах.

Осенью 1986 года семье Шаршуна дали двухкомнатную квартиру в Киеве. Но уже в 1988 году они переехали в новый город атомщиков в 60 километрах от станции — Славутич. От квартиры в столице пришлось отказаться.

Куда переселили атомщиков

После аварии на ЧАЭС самой оптимальной площадкой под город для атомщиков из Припяти считали место, где сейчас находится Славутич. От станции город отделяют два естественных противорадиационных барьера — реки. Добираться на работу на станцию можно на электричке.

Чтобы построить город, нужно было вырубить лес. Все советские республики участвовали в строительстве. Кварталы и сегодня носят названия их столиц, да и построены они в стиле каждой из советских стран.

Беларусь в Славутиче строила центр города. Поэтому визуально его сегодня не отличишь от белорусской провинции: ресторан, торговый центр «Минск», исполком…

Переезжать из Киева в Славутич Светлана, жена Сергея Шаршуна, не хотела. Но осознание, что работа на станции для мужа — важная часть жизни, пересилило. Правда, был еще один момент: их семье с одним ребенком предложили трехкомнатную квартиру с двумя туалетами в Рижском квартале. Но поселиться в ней все равно была не судьба.

— Я хотела квартиру на одну сторону, а дали на другую. Поэтому отказались и дождались, когда начали давать коттеджи, — объясняет Светлана, как они оказались в доме по улице Ленинградской.

После аварии семье Сергея Шаршуна дали квартиру в Киеве, но затем они переехали в Славутич

Сегодня в Славутиче живет около 25 500 человек. Из них примерно 2600 работают на станции. Однокомнатная квартира здесь стоит около 12 тысяч долларов.

Насчет уровня радиации горожане не волнуются. Говорят, что даже общегородской дозиметр не всегда работает и что-то показывает, а к жизни здесь они привыкли. Даже воду пьют из-под крана, отмечая, что она из скважины и абсолютно безопасна.

Вечером в пятницу здесь, как и в любых других городах, люди отдыхают в кафе. Есть в Славутиче большой стадион, площадки для воркаутов и скейтеров, велодорожка. На улицах города с билбордов призывают вступить в ряды Национальной гвардии Украины. Обычная жизнь тихого провинциального места, только с заметно более комфортными условиями.

Чем сейчас занимаются на станции

Работа на станции после аварии не прекращалась. До 2006 года здесь вырабатывали и продавали электроэнергию. Сейчас станцию выводят из эксплуатации, а для четвертого энергоблока строят укрытие в виде арки, которое в народе называют саркофагом. Закрыть станцию планируют в 2060-х годах.

Четвертый энергоблок накроют саркофагом

На работу из Славутича энергетики ездят на электричке. Три идут утром, три — вечером. Покупать билеты не нужно, транспорт — только для персонала станции. Каждый и так знает друг друга и свое место в вагоне — оно закреплено по привычке. Чужаков определяют сразу.

На часах 7.20 утра. Люди стоят на перроне с кофе в руках. Сергей Шаршун обычно ездит в третьем вагоне на электричке, которая отправляется в 7.40 .

За 40 минут преодолеваем расстояние до станции, примерно 20 километров дороги проходит через Беларусь. На этой части маршрута ловят белорусские мобильные операторы.

Конечный пункт — станция Семиходы. Здесь выходишь не на перрон под открытым небом, а в павильон с металлической крышей, который ведет на АЭС.

Люди проходят через КПП, затем санитарно-пропускные пункты, переодеваются и расходятся по рабочим местам. У всех на шее специальный дозиметр. Его данные обрабатывают и определяют, какую дозу радиации получил человек.

На станции все проходят дозиметрический контроль. Если есть превышение уровня радиации, не выпустят, пока не помоешь руки или не почистишь обувь, в зависимости от того, что зафонило

Что такое станция для сотрудников

Кабинет Сергея Шаршуна в административном корпусе. Он возглавляет цех радиационной безопасности, то есть контролирует уровень радиации на станции. От его кабинета до четвертого энергоблока, где произошла авария, 600−800 метров.

— Я не понимаю вопроса о том, чего я должен начать больше бояться после аварии на станции, — удивляется Сергей Владимирович. — Я знаю, чего ждать, не первый день здесь работаю, а 35 лет, извините меня. Люди рано или поздно ко всему привыкают. Если бояться, то лучше отсюда уехать, а если оставаться — так хоть пожить хорошо, — уверен он.

По его словам, в среднем сотрудник в год получает радиации 14 миллизивертов, при норме для станции — 20 миллизивертов в год. Нормальный радиационный фон — 1−10 миллизивертов в год.

Мемориал Валерию Ходемчуку, сотруднику станции, тело которого не нашли после аварии. До четвертого энергоблока отсюда около пяти метров

— Мы контролируем, чтобы люди не превышали этот показатель в год. Они получают 13 миллизивертов внешнего облучения и 1 миллизиверт — внутреннего. Большую дозу радиации нужно согласовывать с Минздравом, Госинспекцией, — объясняет Сергей Шаршун.

На станции есть определенные зоны, куда пропускают только в спецодежде и обуви белого цвета, с респираторами и по спецразрешениям. Но основное количество сотрудников переодеваются в одежду серого цвета, черную обувь.

По пути на многие участки нужно проходить дозиметрический контроль. Становишься в специальные рамки и прикладываешь руки к щитам, ждешь несколько секунд. Если на табло загорится зеленый свет — проходи, красный — иди к дозиметристу и определяй, где скопилась радиация. Если фонят руки, то их придется помыть.

Внутри энергоблока

Такие же рамки стоят и на входе в столовую. Их на станции две: обычная и диетическая. Обедают там по специальным карточкам.

Сергей Шаршун условия труда считает очень комфортными. Во-первых, на работу и обратно возят, во-вторых, положен отпуск 50 дней, больше, чем обычный, чуть ли не в два раза.

Зарплата на станции семь-десять тысяч гривен (276−395 долларов). Работой здесь люди дорожат и очень обеспокоены тем, что объект выведут из эксплуатации. Даже шутят, что, чем медленнее будут работать, тем позже это наступит.

Несмотря на аварию, отношение к атомной энергетике у Сергея Владимировича положительное. Рассказывает, что многие его коллеги уже работают на строящейся белорусской АЭС в Островце. И то, что у белорусов есть некоторое опасение перед атомной станцией, считает обычным моментом.

На втором энергоблоке

— Когда атомная станция начнет работу у вас в Беларуси, и если пару раз произойдет какое-то внутреннее отклонение, то может пойти слух о масштабности трагедии. Кто-то не выдержит и скажет: «Да ну его, поменяю я жилье». А кто-то останется. Это нормальная жизнь. Я и до аварии, и сейчас горжусь своей работой. Классная профессия, — говорит он.

С работы Сергей Владимирович сегодня выходит около четырех часов дня. До электрички едем на автобусе, затем снова проходим дозиметрический контроль. На этот раз на радиацию проверяют и сумки. На рамках высвечивается зеленый свет — путь свободен.

Станция для Сергея Шаршуна стала той частью жизни, с которой невозможно расстаться

По дороге домой Сергей Владимирович показывает на телефоне фотографии двух дочерей, внука. Еще говорим о туристах, которые ездят на станцию, — в вагоне как раз группа поляков. За окном болота… И кажется, что жизнь вокруг идет своим чередом. Позади остается станция как памятник Советскому Союзу и эпохе, когда ее построили.

Металлическая композиция из гербов советских республик в Припяти

МОСКВА, 26 окт — РИА Новости, Екатерина Постникова. Заброшенная Ховринская больница, недостроенный московский аквапарк и мертвые села в зоне отчуждения Чернобыльской АЭС — в этих местах, символах распада и умирания, куда обычные люди стараются не заглядывать, сталкеры, по их словам, черпают особую энергетику. О том, что притягивает этих людей в зону отчуждения и почему они готовы ради нее бросить все, — в материале РИА Новости.

"Везде, где царит безжизненность, я нахожу новые силы, чтобы жить", — рассказывает 27-летний Юрий Томашевский, чей "сталкерский стаж" составляет уже семь лет. Сталкерское движение стало активно развиваться начиная с 2007 года, когда вышла первая компьютерная игра из серии "S.T.A.L.K.E.R.", прототипом которой стала Чернобыльская зона отчуждения. Тем не менее в русский язык слово "сталкер" вошло после публикации повести братьев Стругацких "Пикник на обочине" (1972 год) и снятого по ее мотивам фильма "Сталкер" (1979 год) Андрея Тарковского.

Именно это место для многих опытных сталкеров является наиболее интересным объектом для исследования. "До первого похода в зону в 2010 году я бывал только на точечных объектах — тоннели, бункеры, заброшенные здания, — вспоминает Юрий Томашевский. — Так я тренировался, готовя себя к зоне".

Два пути в зону

На территорию вокруг законсервированной АЭС можно попасть двумя способами: официально с экскурсией и нелегально через бреши в ограждениях. Сталкеры используют второй путь. Главная опасность — быть пойманным патрулями. И если на Украине за это грозит штраф в 850 гривен (около 1700 российских рублей), то в Белоруссии все гораздо серьезнее: первый штраф составляет 2000 белорусских рублей (около 60 тысяч российских рублей), а второе задержание в течение года чревато уголовным преследованием.

Законсервированное время

Многие сталкеры впервые едут в Припять с официальной экскурсией. Москвичу Максиму Алексашину 27 лет, и среди сталкеров он один из первопроходцев: за десять лет он побывал в зоне 48 раз. Его цель — посетить все 220 нежилых деревень на территории зоны. Он обошел уже 140. "Про экскурсии в Припять я узнал уже после того, как побывал в Ховринской заброшенной больнице, — вспоминает Максим. — Тогда решил съездить на экскурсию — благо она стоила всего 3000 рублей". Максиму на экскурсии не понравилось: "По газонам не ходить, в дома не заглядывать" — и это в мертвом городе, пережившем техногенную катастрофу.

Станиславу Полесскому 28 лет, и сталкерством он занимается с 2010 года. Тогда же он запустил группу в "ВКонтакте" "Чернобыльская зона глазами сталкера ", которая за семь лет своего существования стала одним из самых масштабных объединений подобного рода — сегодня сообщество насчитывает около 45 тысяч участников. "Советский Союз я в сознательном возрасте не застал, и мне было интересно на него посмотреть: все эти плакаты, лозунги, школы, детсады", — рассказывает Станислав.

Исследование заброшенных мест стало своеобразным туризмом. Есть даже термин — Urban Exploration (от англ. "исследование городов"). В основном исследовать зону едут сталкеры из России, Украины и Белоруссии, однако интерес к Чернобылю растет. "Туризм здесь хорошо развивается. У нас своего рода Диснейленд, только с печальной историей, — говорит Станислав. — К нам приезжали сталкеры из Швеции, Германии, Португалии. Один поляк месяц жил в Припяти — говорит, одичал немного". По словам Полесского, сегодня около 200 сталкеров постоянно приезжают в зону.

Опасности в зоне

Территория находится под охраной, которая следит, чтобы с зоны никто не вывозил зараженные предметы или древесину. Поэтому главный навык сталкера — грамотно обойти контрольно-пропускные пункты и спрятаться от патрулей. Сейчас засечь нарушителей гораздо легче: на деревьях установлены камеры, а над территорией кружат квадрокоптеры. Сталкеры рассказывают, что охранники в Припяти — то ли от скуки, то ли для тренировки — стреляют неприцельным огнем по пустым домам. "Это становится опасно, — говорит Юрий Томашевский. — Кто-нибудь высунется в окно, и звезды сойдутся так, что кого-то убьют".

Другая опасность — радиация. Официально жить в зоне запрещено. В обязательный набор сталкера входит прибор для измерения радиационного фона — дозиметр. "В Припяти до сих пор остались места, где можно находиться лишь несколько минут при должной защите органов дыхания, иначе можно в буквальном смысле сломать себе жизнь, — говорит Станислав Полесский. — К таким местам относятся подвал части с обмундированием пожарных, которые тушили пожар в ночь аварии, и подвал завода "Юпитер", где была лаборатория по изучению воздействия радиации".

За 30 лет на этой безлюдной запретной территории развелось множество диких животных. Максим Алексашин предпочитает ходить в зону в одиночку и рассказывает, что не раз находился на грани выживания. Отправившись на свой 20-й день рождения в зону, ночью он услышал вой стаи волков в ста метрах от себя. "Я взобрался на дерево за считаные секунды и просидел там до утра", — вспоминает Максим.

В этих местах мобильная связь работает далеко не везде, и в случае проблем со здоровьем отчаянные сталкеры рискуют остаться там навсегда.

Сталкерство по любви

Виктория Полесская — одна из немногих девушек-сталкерш. "Я знаю четырех девочек, которые увлекаются этим, — рассказывает Виктория. — В основном это девушки и жены сталкеров, парни ведут их за собой". Впервые в зону Виктория попала в 2013 году: как и многие другие, не зная о существовании сталкеров, она поехала в Припять с официальной экскурсией. "Тогда мне захотелось сбежать из автобуса и пойти осматривать все самой", — вспоминает Виктория. Первый самостоятельный поход в Припять девушка совершила три года спустя: ее молодой человек Станислав Полесский взял ее с собой. Сегодня в послужном списке Виктории уже 12 походов в зону. Весной 2018 года они со Станиславом планируют обвенчаться в Чернобыле.

Базовый набор сталкера

Обычно поход в зону длится от четырех до восьми дней. За это время сталкеры исследуют покинутые территории, заходят в заброшенные дома, школы, больницы. Из таких походов обычно привозят тысячи фотографий, при этом выносить из зоны какие-либо предметы сталкеры не рискуют. Ночуют в полуразрушенных зданиях: спят либо на оставшихся от прежних обитателей печах и кроватях, либо в спальных мешках прямо на полу. За восемь дней экспедиции сталкер проходит до 200 километров.

Опытные ходоки берут с собой минимум необходимых вещей: удобная обувь, вместительный рюкзак, теплые вещи, дозиметр, компас, зарядные устройства для телефона и фотоаппарата, распечатанная карта, ножик и ракетница. "Поначалу я брал и бинокли, и приборы ночного видения, и даже самодельный свинцовый бронежилет весом 30 килограммов", — вспоминает Максим Алексашин.

Новички пытаются взять в поход оборудование на все случаи жизни — в итоге больше половины вещей в походе не пригождаются. "Напарник однажды потащил с собой топорик, — вспоминает Юрий Томашевский. — Мы им ни разу не воспользовались, потому что рубить деревья, создавая лишний шум, и жечь костры в зоне нежелательно — можно привлечь внимание патрулей. Пришлось этот топорик на себе нести всю дорогу".

(4 оценок, среднее: 3,75 из 5)

Стела Чернобыль

Когда авария на Чернобыльской АЭС в 1986 году оборвала жизнь во многих населенных пунктах, жителям Чернобыля также пришлось покинуть свой город. Ведь хотя этот город и расположен несколькими километрами дальше от станции, чем Припять, он, так или иначе, входит в 30-километровую зону отчуждения.

Чернобыль сегодня для многих людей, некомпетентных в вопросе аварии на ЧАЭС, — то же, что и Припять. Однако если в Припяти жизнь остановилась на многие тысячелетия, то в Чернобыле ситуация намного лучше.

Улицы Чернобыля

Чернобыль сегодня в 2018 году – это машина времени, отправляющая туриста на 30 лет назад. Чистые, ухоженные улицы, выкрашенные бордюры и побеленные деревья, тишина и спокойствие – всем этим может похвастаться Чернобыль сейчас.

Современных туристов, которые успели ознакомиться с темой катастрофы на ЧАЭС и начитаться полезной, а, возможно, и неподтвержденной информации, обязательно заинтересует вопрос о том, есть ли радиация в Чернобыле.

Для многих кажется удивительным то, как можно жить в месте, которое заражено опасными элементами. Однако если разобраться в этом вопросе, то все оказывается не таким уж и страшным.

Многоквартирные дома в Чернобыле

Итак, жизнь в Чернобыле сейчас является безопасной, ведь уровень гамма-излучения здесь не превышает 0,2-0,3 микрозиверт в час. Подобные значения отмечаются и в Киеве, и они вполне допустимые. Другими словами, радиационный фон на чернобыльской территории находится в норме.

В то же время население города несколько отличается от населения в других городах Украины. Жители Чернобыля сегодня – это самоселы, которые вернулись к родным местам вопреки всем рискам и неудобствам. В основном это люди среднего и пожилого возраста. Количество самоселов в Чернобыле, по состоянию на 2017 год, — 500-700 человек.

31 год назад произошла катастрофа на Чернобыльской АЭС. Давно нет страны, в которой все случилось, а боль по-прежнему объединяет людей, пострадавших при ликвидации аварии, вынужденных покинуть города и села в зоне, которая вот уже больше 30 лет именуется зоной отчуждения.

Александр Вишневский - родом из этих мест, родился в селе Ильинцы. В 1986-м играл за футбольную команду из Припяти. 26 апреля его "Строитель" должен был проводить матч на Кубок Киевской области, но матч так и не состоялся. Сейчас Вишневский тренирует мальчишек в городе Славутич, что в нескольких километрах от Припяти.

Если в Чернобыле еще сохранилась жизнь, то Припять - город-призрак. Сюда привозят туристов, чтобы те посмотрели на осколок страны, которой больше нет. Да и осколок этот в непроходимых зарослях. Лишь задрав голову можно увидеть верхние этажи высотных домов над кронами деревьев.

Где-то в непроходимых дебрях и стадион, на котором Вишневский со своим "Строителем" должен был проводить тот матч. Где-то в зарослях запутались его родные Ильинцы, которые бывшие местные жители находят чуть ли не на ощупь. Туда 25 апреля Александр съездил, чтобы увидеть родной дом с печкой; сад, теперь совсем одичавший; поклониться могилам родных.

Маршрут знакомый. В эти дни - их тут называют поминальными - въезд в зону отчуждения свободный. Родственники приезжают к родному пепелищу (и правда - многие села без догляда сгорели), к отеческим гробам.

Только вернулся, - говорит Александр Вишневский, которого корреспондент "РГ" застал в Славутиче - еще одном городе-спутнике Чернобыльской станции, по счастью не разделившим судьбу Припяти. - Добрался без проблем. Сейчас, в поминальные дни, не нужно записываться, чтобы побывать на закрытой территории. Въезд свободный. Просто на контрольно-пропускном пункте выдают пропуск, который при выезде нужно вернуть.

- Много людей из вашего родного села приезжает туда в эти дни?

Все меньше и меньше. Приезжают уже в основном дети и внуки, а не родители. В этот раз было около 100 человек.

- А сколько народа жило в Ильинцах в 1986-м, когда случилась катастрофа?

Село было большое. Около тысячи человек. А, может, и больше.

Оставались ли в Ильинцах те, кого принято называть самоселами? То есть люди, которые отказались покидать территорию после аварии?

Оставались. Но последний местный житель умер в этом году. Да, люди жили, несмотря на то, что это зона отчуждения. До последнего времени было два человека. Но в прошлом году бабушка одна умерла. И вот в этом.

- Их продуктами обеспечивали?

Да. В зоне отчуждения люди работают - вахтовики. Они и привозили продукты. Не знаю, два раза или раз в неделю...

Больше 30 лет назад люди здесь не могли поверить, что надо покидать свои дома. Не могли смотреть, как забирают скот. Не могли представить, как это - оставить родной дом навсегда и поселиться где-то еще, но не приближаться к дому, ближе чем на 30 километров. Особенно тяжело пришлось людям старшего возраста, которые прожили здесь всю жизнь. Поэтому и возвращались многие домой, несмотря на запрет. Становились теми самыми самоселами.

От сел, что располагались по дороге к Чернобылю, кое-где остались кирпичные строения, указатели с названием населенного пункта и братские могилы солдат и офицеров, что положили жизни за эту землю в Великой Отечественной.

Нет-нет да и промелькнет в буйных зарослях у дороги белая хата с голубыми наличниками, напомнив, что и тут была жизнь.

На доме Вишневских в Ильинцах тоже были голубые наличники. Теперь они стали белесыми. А табличка с адресом вот не выцвела - дом 115 по улице Ленина. Дом хоть и хизнул, но еще держится, бодрится. Печь без хозяйского догляда постепенно разрушается, но еще довольно крепка.

Кажется, сюда бы хозяйку - и порядок вмиг бы навела, затеплила огонек, подвинула бы в знакомый закуток чугун с ароматным и наваристым борщом. Вон и ухват, как и прежде, стоит в углу...

Но мама Александра Вишневского уже несколько лет как не ходит. Приехать прибраться дома, окропив знакомо скрипнувшие под ногами половицы слезами, уже не может.

В прошлом году половина села выгорела. Не знаю, кто поджигал... А наш дом вот сохранился, - говорит Александр.

Сохранился и встречает свою новую весну без хозяев. Скоро распустится буйная зелень и вместе с тишиной поглотит старый дом.

Разве что ранний весенний гром напомнит о раскате, который всех поразил тогда, в 1986-м.

Сегодня Зона отчуждения - это пустынные улицы, безжизненные дома, застрявшее во времени место. Невольно с губ срывается вопрос: а живут ли люди в Чернобыле сейчас? Потому что кажется, что здесь их не было никогда, а все здания и дороги - лишь декорации к фильму ужасов.

Кто живет в Чернобыле сейчас?

До печально известной аварии на атомной станции в городе проживало 13 тысяч человек. После катастрофы произошла принудительная эвакуация, и в 2016 году численность населения была почти в 25 раз ниже, чем в 1986 году - немногим более 500 человек.

Состав местных обитателей весьма пестрый:

Работники предприятий, находящихся в пределах зоны отчуждения. Однако резидентами их назвать нельзя: практически все из них работают вахтовым методом и не рассматривают вариант поселиться здесь на долгое время;
Специалисты в области экологии и биологии: лесники, экологи другие ученые, изучающие аномалии, происходящие на месте катастрофы;
Сотрудники Министерства внутренних дел Украины, которые охраняют вход в запрещенную территорию;
Туристы, приезжающие со всех уголков земного шара. Чернобыльская трагедия стала одной из «визитных карточек» современной Украины. Она широко популяризована средствами массовой информации, компьютерными играми и кино;
Работники, сопровождающие туристов и обеспечивающие им обслуживание.

В этом видео Владимир Кострюков расскажет, что будет с человеческим организмом, если проживать в Чернобыле:

Живут ли люди в Припяти?

Накануне аварии Припять можно было смело назвать процветающей:

Население достигало почти 50 тысяч человек. Численность постоянно росла за счет молодых энтузиастов, съезжавшихся со всех концов необъятной советской родины. Каждый год население увеличивалось на полторы тысячи человек;
Средний возраст местных жителей лишь ненамного превышал 25 лет;
Национальный состав был очень пестрым (более 25 различных этнических групп);
Построено более 13 тысяч квартир и 160 домов. Общая площадь жилого фонда достигала 0,7 квадратных километров;
Город делился на 5 микрорайонов. Планировалась постройка еще одного;
Имелся дворец культуры, кинотеатр и школа искусств.

Населенный пункт был основан в 1970 году и был рассчитан на проживание в нем 75 тысяч человек. Согласно современным официальным данным, население Припяти составляет цифру, равную нулю . Причиной, как и в случае с Чернобылем, стала массовая эвакуация местных жителей. Просуществовал этот город лишь 16 лет.

Кто такие самоселы?

Буква закона запрещает селиться на территориях, непосредственно прилегающих к бывшей ЧАЭС. Однако часть из насильно эвакуированных вернулась на обжитые места.

Согласно официальным данным, уже в 1986 году в свои дома решили приехать чуть более тысячи человек. Спустя 20 лет их численность сократилась в три раза.

Жители Зоны отчуждения снискали название «самоселы». В качестве места жительства они выбрали такие населенные пункты:

Залесье;
Ладыжичи;
Ильинцы;
Теремцы;
Чернобыль;
Опачичи и др.

Это в основном люди пенсионного возраста (в среднем около 65 лет). На свой страх и риск они выращивают на приусадебных хозяйствах фрукты и овощи для личного потребления. Также часто практикуется охота, собирательство грибов, рыбная ловля.

Причины незаконной миграции

Есть несколько причин, объясняющих заселенность не предназначенных для этого земель:

Последствия тяжелого структурного кризиса в экономике. Результатом его стало существенное снижение доходов. В связи с этим льготы, которые дает государство для пострадавших от катастрофы на АЭС, могут иметь большое значение для неработающих пенсионеров;
Фактор опасности за свою жизнь и здоровье перестал играть довлеющую роль в жизни. Люди свыклись с тем, что они уже получили «свою» дозу и большего вреда здоровью нанести практически невозможно;
Причины эмоционального характера - личная привязанность к местам, где прошло детство и годы юности, любовь к отчему дому;
Государственные органы практически лишены механизмов как-либо повлиять на чересчур упрямых граждан, игнорирующих законы и чувство самосохранения.

Когда можно будет жить в Чернобыле?

После аварии в атмосферу было выброшены множество радиоактивных веществ, львиную долю среди которых составляют цезий и стронций . Полный распад этих элементов составляет 60 лет . Путем нехитрых арифметических подсчетов получается предполагаемая дата заселения заброшенных городов - 2046 год.

По словам официальных украинских властей, восстановление городов можно начинать уже сейчас:

Радиологические показатели находятся в пределах нормы. Уровень излучения составляет в 20 раз ниже максимально допустимой дозы;
Заселение местности уже началось, несмотря на законодательные ограничения;
К будущему освоению территории нужно готовиться заранее: восстанавливать и частично отстраивать заново устаревшую советскую инфраструктуру. В город без больниц и школ никто приезжать не будет.

Специалисты не разделяют административный восторг. Ученые допускают проживание в местности, поскольку долгое нахождение здесь не нанесет фатального ущерба организму. Но вести здесь сельскохозяйственную деятельность нельзя будет на протяжении многих веков.

Есть теоретическая возможность снятия верхнего слоя грунта и прокладки нового, но стоимость таких мероприятий вряд ли потянет экономически изнуренная страна.

Сколько стоит экскурсия по Чернобылю?

Запретный плод сладок, поэтому всегда могут набраться немало желающих если и не пожить в районе ЧАЭС, то побывать там некоторое время. Украинские бизнесмены уже давно нащупали здесь золотую жилу и делают неплохие деньги на экскурсиях по местам техногенной катастрофы.

Обычный туристический маршрут включает в себя:

Сбор туристов происходит в Киеве;
Автобусом любителей острых ощущений свозят к КПП «Дитятки», за которым начинается Зона отчуждения;
Прогулка по селам Копачи и Залесье;
Осмотр знаменитого саркофага над недействующей станцией;
Посещение города-призрака Припяти, в том числе штаба ликвидаторов, отеля «Полесье» и других заброшенных локаций.

Предлагается два варианта туров - однодневный и двухдневный. Первый обойдется в 7 тысяч рублей на человека, второй - в 21 тысячу. Минимальный возраст туриста должен быть не менее 18 лет.

Со всех уголков земли на место серьезнейшей техногенной катастрофы съезжаются тысячи людей. Эти искатели приключений даже не знают, живут ли люди в Чернобыле сейчас. И, к превеликому удивлению, они обнаруживают здесь довольно высокую человеческую активность.

Чернобыль сейчас: уникальные кадры (видео)

В этом ролике историк Алексей Иванов покажет, как выглядит в настоящее время зона отчуждения, кто в ней живет сейчас: